Берлин, 26 июня 1842 г.
Был у Шеллинга. Наш разговор (частию по-немецки, частию по-французски, Шеллинг охотно говорит по-французски, кажется, с целию приучиться к употреблению этого языка):
Я. Издания ваших сочинений ожидают с нетерпением.
Шелл<инг>. Очень жалко, что до сих пор не имел времени окончить [моих трудов].
Я. Это тем более нужно, что Гегелева философия приводит многих к бездне отрицания и никого не удовлетворяет.
Ш.<еллинг>. Гегель имеет много последователей в России?
Я. Довольно.
Шеллинг. Эта философия уничтожает всякое реальное знание.
Я. Что вы думаете о St. Martin?
Ш<еллинг>. Много прекрасного и глубокого, но мне кажется, что многое у него не оригинальное, но заимствованное. В России много его последователей?
Я. О нет.
Ш<еллинг>. По крайней мере так было в высшем обществе.
Я. Но не теперь. Ко мне он попался по библиомании, как редкость, читая, я был поражен сходством с вашими мыслями, хотя c'est tout autre chose.
Шеллинг. Да! Это сходство действительно существует? много отдельных глубоких мыслей, но это не философия в собственном смысле. До сих пор много существует его последователей под именем мартинистов.
Я. Извините, если не ошибаюсь, этим именем называются последователи Мартинеца де Пасквалец, учителя St. Martin, теурга, от которого St. Martin отделился, почитая опасными его теургические материальные операции.
Шеллинг. Вы мне открываете факт, совершенно для меня новый, я вам очень благодарен за это. Я читал не все сочинения Сент-Мартена [именно потому, что у него есть сходство] и это обстоятельство упустил из вида; до сих пор я смешивал Сент-Мартена с Мартинецом.
Я. Что вы думаете о Баадере?
Ш<елинг>. Этот человек был в противоречии с самим собою; он имел несколько оригинальных мыслей и был интересен на первые две-три встречи, а
потом повторял все одно и то же; между тем, его общественная жизнь мало согласовалась с его учением; он был сперва в обществе розенкрейцеров, в Баварии, не отличающихся строгою нравственностью, и в нем нечто осталось от них; во время Венского конгресса он адресовался ко всем государям и просил денег, представляя свой план сочинения в пользу христианства; один ваш Александр обратил на сие внимание, и при пособии г-жи Эльбинг Баадер во всю жизнь Александра получал пенсию, хотя весьма неаккуратно. Он ездил в Россию, но в Риге получил повеление возвратиться и был здесь в Берлине в большой крайности...
Был у Шеллинга. Наш разговор (частию по-немецки, частию по-французски, Шеллинг охотно говорит по-французски, кажется, с целию приучиться к употреблению этого языка):
Я. Издания ваших сочинений ожидают с нетерпением.
Шелл<инг>. Очень жалко, что до сих пор не имел времени окончить [моих трудов].
Я. Это тем более нужно, что Гегелева философия приводит многих к бездне отрицания и никого не удовлетворяет.
Ш.<еллинг>. Гегель имеет много последователей в России?
Я. Довольно.
Шеллинг. Эта философия уничтожает всякое реальное знание.
Я. Что вы думаете о St. Martin?
Ш<еллинг>. Много прекрасного и глубокого, но мне кажется, что многое у него не оригинальное, но заимствованное. В России много его последователей?
Я. О нет.
Ш<еллинг>. По крайней мере так было в высшем обществе.
Я. Но не теперь. Ко мне он попался по библиомании, как редкость, читая, я был поражен сходством с вашими мыслями, хотя c'est tout autre chose.
Шеллинг. Да! Это сходство действительно существует? много отдельных глубоких мыслей, но это не философия в собственном смысле. До сих пор много существует его последователей под именем мартинистов.
Я. Извините, если не ошибаюсь, этим именем называются последователи Мартинеца де Пасквалец, учителя St. Martin, теурга, от которого St. Martin отделился, почитая опасными его теургические материальные операции.
Шеллинг. Вы мне открываете факт, совершенно для меня новый, я вам очень благодарен за это. Я читал не все сочинения Сент-Мартена [именно потому, что у него есть сходство] и это обстоятельство упустил из вида; до сих пор я смешивал Сент-Мартена с Мартинецом.
Я. Что вы думаете о Баадере?
Ш<елинг>. Этот человек был в противоречии с самим собою; он имел несколько оригинальных мыслей и был интересен на первые две-три встречи, а
потом повторял все одно и то же; между тем, его общественная жизнь мало согласовалась с его учением; он был сперва в обществе розенкрейцеров, в Баварии, не отличающихся строгою нравственностью, и в нем нечто осталось от них; во время Венского конгресса он адресовался ко всем государям и просил денег, представляя свой план сочинения в пользу христианства; один ваш Александр обратил на сие внимание, и при пособии г-жи Эльбинг Баадер во всю жизнь Александра получал пенсию, хотя весьма неаккуратно. Он ездил в Россию, но в Риге получил повеление возвратиться и был здесь в Берлине в большой крайности...
Я не хотел далее тревожить его и позвал его завтра обедать к себе, как время наиболее свободное для него.
- Очень рад, но кто у вас будет?
- Я, жена и, может быть, M.
- Какой М.? Послушайте, я скажу вам откровенно - с вами я буду совершенно откровенен, но М. написал весь разговор со мною, разговор tres familier, потом напечатал, а с него перевели на немецкий - зря, ничего не читал подобного. Точно, уверяю вас.
- Ну, так за обедом будет только жена и я.
- А! Прекрасно.
- Очень рад, но кто у вас будет?
- Я, жена и, может быть, M.
- Какой М.? Послушайте, я скажу вам откровенно - с вами я буду совершенно откровенен, но М. написал весь разговор со мною, разговор tres familier, потом напечатал, а с него перевели на немецкий - зря, ничего не читал подобного. Точно, уверяю вас.
- Ну, так за обедом будет только жена и я.
- А! Прекрасно.
Сильное религиозное брожение. Die Fremden требуют гражданского брака и гражданской присяги на том основании, что все секты в Пруссии
допускаются. Савиньи не знает, что делать с прусскими законами. Король хочет слить воедино все различных провинций узаконения, против чего провинции вооружаются - от этого одного ожидают собрания Генеральных шта<тов>.
Нерешительность короля.<...> Король выписал Шеллинга, чтобы противопоставить его влиянию гегелизма, обращающегося, по мнению короля, в материализм. Ему приписывают мысль отделить иудеев совершенно от общества, яко народ исторический. <...>
Оппозиция против духовенства весьма сильна. Один профессор теологии вовсе не ходит в церковь, и причину сказывают совершенно немецкую: что он целую неделю занимается телеологией и что <в> воскресенье он хочет чем-либо другим развлечься. Вообще они говорят, зачем ходить в церковь: богословскими предметами занимаются люди более сведущие, нежели пасторы. - Русские говорят: все это оттого, что у лютеран нет обедни. Шеллинг стар, а то, верно бы, перешел в православную церковь. Он обедал у меня. Мы были вдвоем. Известие о Мартинеце де Пасквалец весьма, видно, его заинтересовало. Он еще переспросил меня. "Чудное дело ваша Россия, - говорил он, - нельзя определить, на что она назначена и куда идет она, но к чему-то важному назначена". Мы опять перешли к богословским предметам. Он заметил, что молятся Сыну, чтобы Он упросил Отца о ниспослании Духа Святого; но нет молитвы к Духу Святому. Я напомнил о замечательном выражении Апостола Павла "Христос в нас". "Да! - сказал Шеллинг, - именно потому и надобно молиться, чтобы Христом, в нас находящимся, вызвать Христа ипостасного; без сего понятия молитва - высочайший акт души человеческой - невозможна; как скоро не предполагают действительного непосредственного сношения между Богом и человеком, молитва делается невозможностию; я уверен, - прибавил он, - что все, чего человек будет сильно просить, ему дается". Речь перешла к магнетизму; магнетизм, говорил Шеллинг, не есть ни возвышение духа, ни уничижение до инстинкта, мы не можем определить, что такое магнетизм, пока мы не узнаем, что такое сон, или, лучше сказать, где мы бываем во сне, а мы где-то бываем, ибо оттуда приносим новые силы. Когда мне случится что-нибудь позабыть, мне стоит заснуть хоть на пять минут, и я вспоминаю забытое.
Я заметил, как необходимо именно в настоящую эпоху распадения выговорить ему последнее слово. "Чувство это в полной мере и потому решился кончить мою работу - coute que coute.
На мою моложавость он заметил, что, несмотря на нее, видно, что я много думал о предметах глубоких, "это остается в глазах и есть такой верный признак, которого никак подделать нельзя".
Шеллинг нарочно начал свой курс a la Philosophie d Offenbarung, ибо это дало ему повод просмотреть все системы и, следовательно, коснуться всех гегелевских положений. В первый курс студентов было 350 челов<ек>, на второй нынешний 1842 только 60, но зала всегда полна, Шеллинг на лекциях говорит совсем не так, как в обыкновенном разговоре. На лекции он произносит слова медленно, отделяя каждое слово, как бы диктуя. Имя Гегеля он никогда не произносит, но употребляет выражение, выговариваемое им с особенным акцентом, eine Pseudophilosophie. Но между молодым поколением Гегель весьма силен, но таланта в этой партии нет; Вердера6, лучшего в этой партии, называют профессором-актером. Между тем, оппозиция цитирует хронологическую ошибку Шеллинга, сказавшего на лекции, что Яков Бём много заимствовал из Спинозы; также фразу Шеллинга, что с точностью определенный положительный факт важнее всей философии Гегеля. Это заявление чрезвычайно скандализировало гегелистов, но едва ли можно отрицать его основательность. Между тем, в берлинских "Вицах" подсмеиваются и над гегелистами и над шеллингианцами. Сцена в кофейной: Hegelianer. Hegelische Philosophie ist... Garcon (с подносом). Ein Glas Eis... Schellingianer. Garcon! Offenbaren Sie mir ein Glas Punsch...
допускаются. Савиньи не знает, что делать с прусскими законами. Король хочет слить воедино все различных провинций узаконения, против чего провинции вооружаются - от этого одного ожидают собрания Генеральных шта<тов>.
Нерешительность короля.<...> Король выписал Шеллинга, чтобы противопоставить его влиянию гегелизма, обращающегося, по мнению короля, в материализм. Ему приписывают мысль отделить иудеев совершенно от общества, яко народ исторический. <...>
Оппозиция против духовенства весьма сильна. Один профессор теологии вовсе не ходит в церковь, и причину сказывают совершенно немецкую: что он целую неделю занимается телеологией и что <в> воскресенье он хочет чем-либо другим развлечься. Вообще они говорят, зачем ходить в церковь: богословскими предметами занимаются люди более сведущие, нежели пасторы. - Русские говорят: все это оттого, что у лютеран нет обедни. Шеллинг стар, а то, верно бы, перешел в православную церковь. Он обедал у меня. Мы были вдвоем. Известие о Мартинеце де Пасквалец весьма, видно, его заинтересовало. Он еще переспросил меня. "Чудное дело ваша Россия, - говорил он, - нельзя определить, на что она назначена и куда идет она, но к чему-то важному назначена". Мы опять перешли к богословским предметам. Он заметил, что молятся Сыну, чтобы Он упросил Отца о ниспослании Духа Святого; но нет молитвы к Духу Святому. Я напомнил о замечательном выражении Апостола Павла "Христос в нас". "Да! - сказал Шеллинг, - именно потому и надобно молиться, чтобы Христом, в нас находящимся, вызвать Христа ипостасного; без сего понятия молитва - высочайший акт души человеческой - невозможна; как скоро не предполагают действительного непосредственного сношения между Богом и человеком, молитва делается невозможностию; я уверен, - прибавил он, - что все, чего человек будет сильно просить, ему дается". Речь перешла к магнетизму; магнетизм, говорил Шеллинг, не есть ни возвышение духа, ни уничижение до инстинкта, мы не можем определить, что такое магнетизм, пока мы не узнаем, что такое сон, или, лучше сказать, где мы бываем во сне, а мы где-то бываем, ибо оттуда приносим новые силы. Когда мне случится что-нибудь позабыть, мне стоит заснуть хоть на пять минут, и я вспоминаю забытое.
Я заметил, как необходимо именно в настоящую эпоху распадения выговорить ему последнее слово. "Чувство это в полной мере и потому решился кончить мою работу - coute que coute.
На мою моложавость он заметил, что, несмотря на нее, видно, что я много думал о предметах глубоких, "это остается в глазах и есть такой верный признак, которого никак подделать нельзя".
Шеллинг нарочно начал свой курс a la Philosophie d Offenbarung, ибо это дало ему повод просмотреть все системы и, следовательно, коснуться всех гегелевских положений. В первый курс студентов было 350 челов<ек>, на второй нынешний 1842 только 60, но зала всегда полна, Шеллинг на лекциях говорит совсем не так, как в обыкновенном разговоре. На лекции он произносит слова медленно, отделяя каждое слово, как бы диктуя. Имя Гегеля он никогда не произносит, но употребляет выражение, выговариваемое им с особенным акцентом, eine Pseudophilosophie. Но между молодым поколением Гегель весьма силен, но таланта в этой партии нет; Вердера6, лучшего в этой партии, называют профессором-актером. Между тем, оппозиция цитирует хронологическую ошибку Шеллинга, сказавшего на лекции, что Яков Бём много заимствовал из Спинозы; также фразу Шеллинга, что с точностью определенный положительный факт важнее всей философии Гегеля. Это заявление чрезвычайно скандализировало гегелистов, но едва ли можно отрицать его основательность. Между тем, в берлинских "Вицах" подсмеиваются и над гегелистами и над шеллингианцами. Сцена в кофейной: Hegelianer. Hegelische Philosophie ist... Garcon (с подносом). Ein Glas Eis... Schellingianer. Garcon! Offenbaren Sie mir ein Glas Punsch...
Беседа В.Ф.Одоевского с Шеллингом/ (запись в путевом дневнике). Берлин. 26 июня 1842 // Одоевский В.Ф. О литературе и искусстве. М., 1982, С.142.
Теги: Германия, Берлин, Шеллингианство
Добавлено: 28.10.2013