Старообрядчество, раскол русского общества и церкви в XVII веке. Часть 1
Какой путь выбрал царь Алексей Михайлович
Династия Романовых, как известно, была в то время не просто очень молодой, а это был вообще второй из царей в династии Романовых, если не считать Филарета Никитича, который, как известно, царем не был, а был наставником и великим государем, как его именовали в официальной титулатуре. Вокруг царя первоначально возникла некоторая традиция, движение или такая определенная тенденция к разумной, рациональной модернизации. Что значит модернизация? Модернизация через религиозную сознательность. Для этого возник вот этот кружок «ревнителей благочестия», задачей которого была каким-то образом переформатировать религиозную жизнь, не трогая ее духовных внутренних основ, чтобы убрать оттуда то, что считалось результатом смуты и недостаточно, так сказать, разумным управлением, церковным, а именно элементы морального разложения, элементы беспорядка.
Обычно говорилось о том, что попы служат без порядку, пение делается без должного внимания, народное пьянство и так далее – вот эти все вещи, затрагивающие духовенство, конечно, о которых говорилось и против которых выступали все члены кружка ревнителей благочестия: протопоп Аввакум, Никон и Алексей Михайлович. Ну, и, конечно, душой его был царский… ну, не душой, а как бы в некотором смысле идеологами были Иван Миронов и Стефан Вонифатьев. Это все были люди, которые замыслили вот это большое дело.
Что это такое? Это, по сути говоря, большой модернизационный проект, смысл которого в том, чтобы церковь очистилась от тех негативных наслоений, которые не дают ей стать большой силой, консолидирующей – по-настоящему консолидирующей – людей не только на основе бытового благочестия, но на основе каких-то больших целей. Ну, грубо говоря, сделать христианские большие цели, поскольку христианство вообще несет в себе, с одной стороны, харизматическое – как православное христианство, как любое другое – наполнение и ритуально-бытовое. В ритуально-бытовое люди вовлекаются с неизбежностью, просто в силу своей жизни. Тогда все люди были практически верующими и в этих рамках существовали. А вот харизматическое наполнение – это опции, то есть человек мог в ней участвовать, это какие-то были, условно говоря, кружки – какие-то могли быть, я не говорю, что это было, это отчасти невозможно было реализовать в силу вот этой немодернизированности, – это были какие-то, может быть, и социальные инициативы, дома призрения или еще что-то в этом роде. Грубо говоря, в христианстве есть вот этот вот призыв – делать что-то больше, чем нежели просто обычная ритуальная жизнь. Но, для того чтобы это все реализовалось в масштабах государства, нужно было раскачать это все церковно-общественное тело и сдвинуть с того насиженного места, на котором оно находилось.
Поэтому, конечно, единственный такой приводной ремень, через который все это можно делать, это православное христианство. Поэтому героев у этой драмы фактически было много, и это были не только указанные мною люди, это были все те, кто путался участвовать в этом модернизационном проекте.
Но посередине всего появились вот те, как я сказал, утопические внешнеполитические приоритеты, которые заставили этот проект свернуть в угоду, я бы сказал, чисто прагматического использования церковных лозунгов и так далее, самого даже церковного института, института церкви для реализации этого «Константинопольского проекта». Поэтому в каком-то смысле мы видим, что до начала реформ мы видим реализацию одного сценария. А после начала реформ Никона, после, собственно говоря, пятьдесят третьего года мы видим совершенно другую картину, которая характеризуется тем, что главная наша задача – это вот сейчас быстренько привести церковь, по формальным признакам, в согласие с греческими правилами, а дальше затем двинуться дальше на Восток, чтобы этот проект реализовать.
Вот, собственно говоря, и все. Конечно, тут играли роль честолюбивые амбиции Никона и даже в большей степени, наверное, захваченность этой идеей царя Алексея Михайловича, но я бы предложил все-таки мыслить не в категориях личности, а в категориях больших таких культурно-политических тенденций, которые тогда в России реализовывались.