Андрей, как видно, получил от отца в волость Владимир-на-Клязьме; следовательно, он воспитывался и окреп в новой среде, при тех отношениях, которые господствовали в новых городах или пригородах ростовских. <…> Но как скоро Юрий умер, то ростовцы и суздальцы, посоветовавшись вместе, взяли к себе в князья Андрея и посадили его в Ростове на отцовском столе и в Суздале. Из этого известия летописца мы видим ясно, что жители Ростова, как жители других старых городов, не считали своею обязанностию исполнить волю покойного князя, отдавшего их волость младшим сыновьям своим; думали, что имеют право выбирать кого хотят в князья. Андрей принял стол ростовский и суздальский, но утвердил свое пребывание в прежней волости — Владимире, его украшал по преимуществу, в нем хотел даже учредить особую митрополию для Северной Руси, чтоб дать ей независимость от Южной и в церковном отношении, зная, какое преимущество будет сохранять Киев, если в нем будет по-прежнему жить верховный пастырь русской церкви.

Еще при жизни Георгия Долгорукого сын его, Андрей, в 1155 году уехал из Вышегорода (не предуведомив отца о сем намерении). Феатр алчного властолюбия, злодейств, грабительств, междоусобного кровопролития, Россия южная, в течение двух веков опустошаемая огнем и мечом, иноплеменниками и своими, казалась ему обителию скорби и предметом гнева Небесного. Недовольный, может быть, правлением Георгия и с горестию видя народную к нему ненависть, Андрей, по совету шурьев своих, Кучковичей, удалился в землю Суздальскую, менее образованную, но гораздо спокойнейшую других. Там он родился и был воспитан; там народ еще не изъявлял мятежного духа, не судил и не менял государей, но повиновался им усердно и сражался за них мужественно. Сей Князь набожный вместо иных сокровищ взял с собою Греческий образ Марии, украшенный, как говорят Летописцы, пятнадцатью фунтами золота, кроме серебра, жемчуга и камней драгоценных; избрал место на берегу Клязьмы, в прежнем своем Уделе: заложил каменный город Боголюбов, распространил основанный Мономахом Владимир, украсил зданиями каменными, Златыми и Серебряными вратами. Как нежный сын оплакав кончину родителя, он воздал ему последний долг торжественными молитвами, строением новых церквей, Обителей в честь умершему, или для спасения его души; и между тем, как народ Киевский злословил память Георгия, священный Клирос благословлял оную в Владимире. Суздаль, Ростов, дотоле управляемые Наместниками Долгорукого, единодушно признали Андрея Государем. Любимый, уважаемый подданными, сей Князь, славнейший добродетелями, мог бы тогда же завоевать древнюю столицу; но хотел единственно тишины долговременной, благоустройства в своем наследственном Уделе; основал новое Великое Княжение Суздальское , или Владимирское , и приготовил Россию северо восточную быть, так сказать, истинным сердцем Государства нашего, оставив полуденную в жертву бедствиям и раздорам кровопролитным.

Мы видели, что Андрей выгнал из своей волости старых бояр отцовских и окружил себя новыми, видели также, каким повелительным тоном говорил Андрей даже и с князьями: можем заключить, что он был повелителен и строг с окружавшими его; так, он казнил смертью одного из ближайших родственников своих по жене, Кучковича; тогда брат казненного, Яким, вместе с зятем своим Петром и некоторыми другими слугами княжескими решился злодейством освободиться от строгого господина. Мы знаем также, что русские князья принимали к себе в службу пришельцев из разных стран и народов; Андрей подражал в этом отношении всем князьям, охотно принимал пришельцев из земель христианских и нехристианских, латинов и православных, любил показывать им свою великолепную церковь Богоматери во Владимире, чтоб иноверцы видели истинное христианство и крестились, и многие из них крестились действительно. В числе этих новокрещенных иноземцев находился один яс, именем Анбал: он пришел к Андрею в самом жалком виде, был принят в княжескую службу, получил место ключника и большую силу во всем доме; в числе приближенных к Андрею находился также какой-то Ефрем Моизич, которого отчество — Моизич, или Моисеевич, указывает на жидовское происхождение. Двое этих-то восточных рабов выставлены летописцем вместе с Кучковичем и зятем его, как зачинщики дела, всех же заговорщиков было двадцать человек; они говорили: «Нынче казнил он Кучковича, а завтра казнит и нас, так промыслим об этом князе!» Кроме злобы и опасения за свою участь, заговорщиков могла побуждать и зависть к любимцу Андрееву, какому-то Прокопию. 28 июня 1174 года, в пятницу, в обеднюю пору, в селе Боголюбове, где обыкновенно жил Андрей, собрались они в доме Кучкова зятя, Петра, и порешили убить князя на другой день, 29 числа, ночью. В условленный час заговорщики вооружились и пошли к Андреевой спальне, но ужас напал на них, они бросились бежать из сеней, зашли в погреб, напились вина и, ободрившись им, пошли опять на сени. Подошедши к дверям спальни, один из них начал звать князя: «Господин! Господин!», чтоб узнать, тут ли Андрей. Тот, услышавши голос, закричал: «Кто там?» Ему отвечали: «Прокопий». «Мальчик! — сказал тогда Андрей спавшему в его комнате слуге, — ведь это не Прокопий?» Между тем убийцы, услыхавши Андреев голос, начали стучать в двери и выломили их. Андрей вскочил, хотел схватить меч, который был всегда при нем (он принадлежал св. Борису), но меча не было. Ключник Анбал украл его днем из спальни. В это время, когда Андрей искал меча, двое убийц вскочили в спальню и бросились на него, по Андрей был силён и уже успел одного повалить, как вбежали остальные и, не различив сперва впотьмах, ранили своего, который лежал на земле, потом бросились на Андрея; тот долго отбивался, несмотря на то что со всех сторон секли его мечами, саблями, кололи копьями: «Нечестивцы! — кричал он им, — зачем хотите сделать то же, что Горясер (убийца св. Глеба)? Какое я вам зло сделал? Если прольете кровь мою на земле, то бог отомстит вам за мой хлеб». Наконец, Андрей упал под ударами; убийцы, думая, что дело кончено, взяли своего раненого и пошли вон из спальни, дрожа всем телом, но, как скоро они вышли, Андрей поднялся на ноги и пошел под сени, громко стоная; убийцы услыхали стоны и возвратились назад, один из них говорил: «Я сам видел, как князь сошел с сеней». «Ну так пойдемте искать его», — отвечали другие; войдя в спальню и видя, что его тут нет, начали говорить: «Погибли мы теперь! Станем искать поскорее». Зажгли свечи и нашли князя по кровавому следу: Андрей сидел за лестничным столпом; на этот раз борьба не могла быть продолжительна с ослабевшим от ран князем: Петр отсек ему руку, другие прикончали его.

Великий Князь, женатый — по известию новейших Летописцев — на дочери убиенного Боярина Кучка, осыпал милостями ее братьев. Один из них приличился в каком то злодействе и заслужил казнь. Другой, именем Иоаким, возненавидел Государя и благотворителя за сие похвальное действие правосудия; внушал друзьям своим, что им будет со временем такая же участь; что надобно умереть или умертвить Князя, ожесточенного старостию; что безопасность есть закон каждого, а мщение должность. Двадцать человек вступили в заговор. Никто из них не был лично оскорблен Князем; многие пользовались его доверенностию: зять Иоакимов, Вельможа Петр (у коего в доме собирались заговорщики), Ключник Анбал Ясин, чиновник Ефрем Моизович. В глубокую полночь [29 июня 1174 г.] они пришли ко дворцу в Боголюбове (ныне селе в 1 1 верстах от Владимира), ободрили себя вином и крепким медом в Княжеском погребе, зарезали стражей, вломились в сени, в горницы и кликали Андрея. С ним находился один из его Отроков. Услышав голос Великого Князя, злодеи отбили дверь ложницы или спальни. Андрей напрасно искал меча своего, тайно унесенного Ключником Анбалом: сей меч принадлежал некогда Святому Борису. Два человека бросились на Государя: сильным ударом он сшиб первого с ног, и товарищи в темноте умертвили его вместо Князя. Андрей долго боролся; уязвляемый мечами и саблями, говорил извергам: «За что проливаете кровь мою? Рука Всевышнего казнит убийц и неблагодарных!»… Наконец упал на землю. В страхе, в замешательстве они схватили тело своего товарища и спешили удалиться. Андрей в беспамятстве вскочил, бежал за ними, громко стеная. Убийцы возвратились; зажгли свечу и следом крови Андреевой дошли в сенях до столпа лестницы, за коим сидел несчастный Князь. Петр отрубил ему правую руку; другие вонзили мечи в сердце; Андрей успел сказать: «Господи! В руце Твои предаю дух мой!» и скончался.
Умертвив еще первого любимца Княжеского, Прокопия, заговорщики овладели казною государственною, золотом, драгоценными каменьями; вооружили многих Дворян, приятелей, слуг и послали объявить Владимирской дружине или тамошним Боярам о смерти Великого Князя, называя их своими единомышленниками. «Нет, — ответствовали Владимирцы: — мы не были и не будем участниками вашего дела». Но граждане Боголюбские взяли сторону убийц; расхитили дворец, серебро, богатые одежды, ткани. — Тело Андрееве лежало в огороде: Киевлянин, именем Козма, усердный слуга несчастного Государя, стоял над оным и плакал. Видя Ключника Анбала, он требовал ковра, чтобы прикрыть обнаженный труп. Анбал отвечал: «Мы готовим его на снедение псам». Изверг! сказал сей добродушный слуга: Государь взял тебя в рубище, а ныне ты ходишь в бархате, оставляя мертвого благодетеля без покрова. Ключник бросил ему ковер и мантию. Козма отнес тело в церковь, где крилошане долго не хотели отпереть дверей: на третий день отпели его и вложили в каменный гроб. Через шесть дней Владимирский Игумен Феодул привез оное в Владимир и погреб в Златоверхом храме Богоматери.