Средневековая Русь > Князья > Ярослав Владимирович
Средневековая Русь

Ярослав Владимирович

Великий князь Ярослав Владимирович Мудрый (ок. 978 г. - 20.02.1054 г.)
Смотреть полностью
Имя князя: Ярослав Владимирович
Прозвище: Мудрый
Годы жизни: ок. 978 – ?
Ветвь: Всеволодичи
Колено: 5
Ярослав родился, скорее всего, в начале 980-х гг. При жизни отца княжил в Ростове, затем в Новгороде. Будучи князем киевским, многое сделал для укрепления страны. С Ярославом связан разгром печенегов, запись правовых норм – Русской Правды, строительство Софийского собора в Киеве. Традиционное ныне прозвище Ярослава «Мудрый» в средневековых источниках не встречается, оно придумано в XIX в.
Развернуть
А.А.Горский
Впервые он упоминается в «Повести временных лет» под 980 г. В источниках имеются свидетельства о получении им в конце 80-х годов от отца в держание Ростовской области. После смерти старшего брата Вышеслава (1010 г.) отец перевел Ярослава на княжение в Новгород Великий. Около 1014 г. Ярослав превратил свое условное держание в безусловное, отказавшись выплачивать установленную с Новгорода дань своему отцу — верховному сюзерену. В 1015–1019 гг. Ярослав вел ожесточенную борьбу со Святополком Окаянным за великокняжеский стол. Впервые ему удалось захватить Киев в 1010 г. Но только в 1019 г. он обосновался там прочно и стал верховным собственником всех земель Руси. Около 1026 г. его брат Мстислав Храбрый заставил Ярослава отказаться в свою пользу от Днепровского левобережья. После смерти Мстислава (1036 г.) Ярослав вновь присоединил отпавшие земли к своему государству. В 1031 г. Ярослав вместе с Мстиславом Храбрым ходили в поход на Польшу. После этого похода Ярославу удалось включить в состав своих владений червеньские города, отторгнутые Польшей у Руси в период междоусобиц 1015–1019 гг. В 1030 г. Ярослав совершил поход в Чудскую землю, где им был построен опорный пункт Юрьев. По-видимому, после этого похода восточная часть Чудской земли также вошла в состав Руси. Ярослав Мудрый оставался верховным собственником всех русских земель до самой смерти (20 февраля 1054 г.).
Развернуть
О.М. Рапов «Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в.»
Ярослав Владимирович Мудрый (по Ипатьевской летописи 1-й четверти XV в. — «великыи премудрый»), шестой сын великого князя В. Святославича и его первой (или второй) жены Рогнеды (умерла в 1000 г.), дочери полоцкого князя Рогволода (убит в 978 г., а по летописи, в 980 г.). По порядку престолонаследия — седьмой великий князь.

Родился предположительно в 978 г.; от рождения хромой. В 989 г. его отец принимает крещение и крестит своих сыновей; Ярослав получает в крещении имя Георгий в честь великомученика Георгия Победоносца (умер в 303 г.). Тогда же принимает пострижение его мать Рогнеда (с именем Анастасия). По преданию, именно крещение исцеляет Ярослава от недуга и дает ему возможность ходить.

Вскоре после этих событий Владимир распределяет между сыновьями земли. Ярослав, как один из старших Владимировичей, отправляется на княжение в Ростов. После смерти брата Вышеслава (по нелетописным данным, в 1010 г.) переведен отцом в Великий Новгород.

В 1014 г. Ярослав отказывается передавать в Киев обычную дань в размере 2000 гривен в год. Отец воспринимает это как открытый мятеж и объявляет о своем намерении идти войной на Великий Новгород. В свою очередь, Ярослав приводит из-за моря варягов, «бояся отца своего». Болезнь, а затем смерть Владимира (15 июля 1015 г.) предотвращают войну между отцом и сыном.

В том же году новгородцы избивают варягов, чинивших насилия в городе. Ярослав призывает к себе знатнейших новгородцев и вероломно убивает их. В ту же ночь от сестры Предславы он получает известие о смерти отца, вокняжении в Киеве Святополка Ярополковича и убийстве им брата Бориса (24 июля). Ярослав мирится с новгородцами и получает от них согласие биться за него со Святополком. Письменным выражением этого соглашения становится «Русская правда» — краткий судебник, в котором определяются правовые отношения между новгородцами и варягами. Тогда же Ярослав посылает известие своему брату Глебу о готовящемся на него покушении, несмотря на это, 5 сентября Глеб становится новой жертвой Святополка Окаянного.

В конце того же или начале следующего (1016) г., собрав большую рать из тысячи варягов и 3-х тысяч новгородцев, Ярослав идет на Святополка, оставив в Великом Новгороде посадника Константина Добрынича (умер после 1034 г.(?)).

Святополк, узнав о приближении Ярослава, в свою очередь, привлекает на свою сторону печенегов. Войска встречаются у г. Любеча и, разделенные Днепром, в течение трех месяцев выжидают, не решаясь начать битву. Накануне сражения Ярослав получает от своего осведомителя известие о том, что Святополк бражничает с дружиной. Он переправляется через реку и неожиданно нападает на противника. Из-за того, что озера, прикрывающие позицию Святополка, покрываются тонким льдом, печенеги не могут оказать ему помощь. Святополк терпит сокрушительное поражение и бежит в Польшу к своему тестю, князю Болеславу I Храброму (из Пястов; умер 17 июля 1025 г.), причем его супруга попадает в плен к Ярославу.

В начале 1016 (или 1017) г. Ярослав вступает в Киев и занимает отцовский престол. В 1017 г. он заключает союз с германским императором Генрихом. II (из Саксонской династии; умер 13 июля 1024 г.) против Святополка и Болеслава Храброго. В том же году идет к г. Берестью (Брест), где, по некоторым данным, закрепился Святополк. Тогда же наносит поражение подступившим к Киеву печенегам.

Летом 1018 г. войско Болеслава, к которому присоединяется Святополк, вторгается на Русь и 22 июля одерживает победу над Ярославом на р. Буге. Ярослав всего с четырьмя мужами бежит в Великий Новгород, намереваясь далее «бѣжати за море», однако новгородский посадник Константин Добрынин препятствует ему, а новгородцы «расѣкоша» его ладьи. Желая продолжить войну с Болеславом и Святополком, новгородцы собирают деньги и нанимают большое войско. Между тем 14 августа противники Ярослава вступают в Киев. Болеслав посылает в Великий Новгород митрополита Иоанна I (умер до 1039 г.) с предложением обменять свою дочь, находящуюся в плену, на родственников Ярослава. Рассказ из «Хроники (892–1018 г.)» мерзебургского епископа Титмара (умер 1 декабря 1018 г.) уточняет состав этих родственников: «Там же находились мачеха названного короля (последняя жена отца Ярослава, его вдова; точное происхождение ее неизвестно. — Д.В. Донской), его жена (Анна. — Д.В. Донской) и 9 сестер, из которых одну (Предслава. — Д.В. Донской) уже давно им желанную, старый развратник Болеслав, забыв о своей супруге (Оде, дочери мейсенского маркграфа Эккихарда I, убит 30 апреля 1002 г. — Д.В. Донской) незаконно увел с собой». Князь отказывается от этого предложения. Тогда же он отправляет посольство в Швецию к шведскому конунгу Олаву Шётконунгу (умер в 1022 г.) с предложением создания военного союза.

Тем временем осенью того же года между Болеславом и Святополком происходит ссора. Болеслав покидает Киев, забрав с собою награбленное добро, а также бояр Ярослава и его сестер. В начале 1019 г. Ярослав выступает из Великого Новгорода. Узнав о его приближении, Святополк бежит из Киева к печенегам, а Ярослав вновь занимает киевский стол.

В том же году Святополк вместе с большой печенежской ратью идет на Русь. В решающей битве на р. Альте (месте гибели Бориса; правом притоке Трубежа) Ярослав одерживает полную победу. Его противник бежит к Берестью и вскоре гибнет. По словам летописца, Ярослав «сѣде Кыевѣ, утертъ пота с дружиною своею, показавъ побѣду и трудъ великъ».

В том же году Ярослав женится второй раз. Его супругой становится юная Ингигерд (в крещении Ирина), дочь Олава Шётконунга. Согласно тексту рукописи Королевской библиотеки г. Копенгагена «Гнилая кожа» (Morkinskinra; датируется около 1275 г.), «конунг Ярицлейв правил Гардарики (древнескандинавское обозначение Руси. — Д.В. Донской) и княгиня Ингигерд, дочь конунга Олава Свенского. Она была мудрее всех женщин и хороша собой. Конунг так сильно любил ее, что почти ничего не мог сделать против ее воли». По известию составителя свода саг «Круг земной» Снорри Стурлусона (умер в 1241 г.), князь в качестве свадебного подарка дарит своей молодой жене г. Ладогу (по сагам Aldeigjuborg. — «крепость Ладогу»), которая переходит под управление родственнику Ингигерд, ярлу Рогнвальду.

Предположительно тогда же князь начинает собирать сведения о месте погребения своего брата Глеба и, найдя его, переносит мощи брата со Смядыни (река или урочище близ Смоленска) в Вышгород, где был похоронен другой брат Борис.

В 1020 г. рождается сын Ярослава, Владимир. По некоторым данным, в том же году умирает его первенец (от первого брака) Илья.

В 1021 г. племянник Ярослава, Брячислав Изяславич, из полоцких князей, нападет на Великий Новгород и предает его разграблению. Ярослав устремляется вдогонку за племянником и в Псковской земле, при р. Судоме (притоке Шелони, впадает в озеро Ильмень), на седьмой день погони, настигает его. Разбив Брячислава, заключает с ним мир, по котором отдает племяннику города Усвят и Витебск.

В 1022 г. Ярослав идет к Берестью.

В 1023 г. войну с Ярославом начинает его брат, тмутороканский князь Мстислав. Ярослав идет в Великий Новгород и здесь в 1024 г. узнает о том, что Мстислав с хазарской и касожской дружинами подступил к Киеву. Киевляне, однако, не принимают его, и Мстислав отступает в Чернигов. В том же (1024 г.) году Ярослав идет в Суздаль, где подавляет «мятежь великъ» волхвов.

Готовясь к войне с Мстиславом, Ярослав «посла за море по варягы». К нему приходит варяжский князь Якун (Хакон) с дружиной. Осенью того же года великий князь выступает к Чернигову, однако у г. Листвена терпит сокрушительное поражение от Мстислава и бежит в Великий Новгород. В том же году у него рождается сын Изяслав.

Тогда же Ярослав получает от Мстислава предложение заключить мир: «Сяди в своемь Кыевѣ, ты еси старейшей братъ, а мнѣ буди си сторона». Лишь в 1026 г. Ярослав решается принять предложенные условия. Собрав войско, он приходит к Киеву и в г. Городце-Левобережном заключает мир с братом: «и раздѣлиста по Днѣпръ Русьскую землю; Ярославпь прия сю сторону, а Мьстиславъ ону, н начаста жити мирно».

В 1027 г. у Ярослава рождается сын Святослав.

В 1030 г. Ярослав совершает поход на Польшу и берет г. Белз. В том же году идет на чудь и, одержав победу, строит в 40 верстах к западу от Чудского озера г. Юрьев, получивший имя в честь небесного покровителя Ярослава, великомученика Георгия Победоносца. В том же году он устраивает училище в Великом Новгороде и, «собра от старосты и поповыи дѣтеи 300 учити книгамъ». В том же году у него рождается четвертый сын от княгини Ингигерд — Всеволод.

В 1031 г. в союзе с братом Мстиславом Ярослав вступает в Польшу, занимает Червенские города и присоединяет их к Русскому государству. Во время похода князья «повоеваста Лядьскую землю» и возвращаются на Русь с большим полоном. Свою часть пленных Ярослав расселяет по р. Роси (правому притоку Днепра), где в 1032 г. начинает строить новые города-крепости.

В 1036 г. умирает его брат Мстислав, и Ярослав, объединив под собой всю власть, становится «самовластець Русьстѣи земли». В том же году он идет в Великий Новгород и сажает здесь на княжение своего сына Владимира, а епископом новгородским поставляется Лука Жидята (умер 15 октября 1059 г.). Этим же годом датируется грамота, в которой определяется размер новгородской дани. В том же году у Ярослава рождается сын Вячеслав.

В том же году, находясь в Великом Новгороде, Ярослав получает известие о нашествии печенегов на Киев. Во главе большого войска из новгородцев и варягов он идет к Киеву и у городских стен одерживает полную победу над печенегами, положившую конец их вторжениям на Русь. В том же году Ярослав сажает «в поруб» своего брата Судислава, княжившего во Пскове.

В 1037 г. Ярослав значительно расширяет территорию Киева и закладывает «городъ великыи» с Золотыми воротами и надвратным храмом Благовещения Пресвятой Богородицы; эта часть Киева впоследствии получает название «город Ярослава». Тогда же начинает строительство соборной церкви Святой Софии, а также монастырей Святого Георгия и Святой Ирины (освящены 26 ноября). «При семь нача вѣра хрестьянска плодитис и раширяти, — отмечает летописец, — и черноризьци почаша множится и манастыреве починаху быти».

В 1038 г. Ярослав совершает поход на ятвягов. В следующем году заключает союз с польским князем Казимиром I Восстановителем (из Пястов; умер 28 ноября 1058 г.) и скрепляет его браком Казимира со своей сестрой Добронегой-Марией. Тогда же князь Казимир возвращает на Русь 800 человек, взятых в плен еще Болеславом I. Предположительно в том же году (по другим данным, брак был приурочен к венгерским событиям 1045 г.) Ярослав выдает свою дочь Анастасию замуж за венгерского принца Андрея (из Арпадов; умер в 1061 г.).

Осенью 1040 г. направляет свое посольство в Тюрингию к германскому королю Генриху III (из Франконской династии; умер 5 октября 1056 г.). В 1040–1041 гг. совершает удачные походы на литовцев и на мазовшан. В начале 1043 г. посылает новое посольство в г. Гослар к Генриху III с богатыми дарами и с предложением руки одной из своих дочерей. Однако, предложение о династическом союзе не находит поддержки.

В 1043 г. из-за убийства русских купцов в Константинополе (Царьграде), резко ухудшаются отношения Руси с Византией. Той же весной Ярослав посылает войско во главе с сыном Владимиром и воеводами Вышатой и Иваном Творимиричем против греков. Русские суда подходят к Константинополю, однако терпят поражение, во-первых, вследствие бури на море, а во- вторых, из-за применения византийцами так называемого «греческого огня». На обратном пути сухопутная русская рать частично истреблена греками, а частично захвачена в плен (в том числе в плен попадает и воевода Вышата). Остатки же русского флота вместе с князем Владимиром возвращаются в Киев.

В 1044 г. Ярослав выдает свою дочь Елизавету за норвежского короля Харальда III Сурового (убит 25 сентября 1066 г.). В том же году он крестит останки языческих князей, братьев своего отца, Ярополка и Олега, и переносит их в церковь Пресвятой Богородицы (Десятинной); по свидетельству поздних источников, этот обряд совершают три архимандрита, прибывшие к Ярославу из Византии.

Предположительно в 1045 г. Ярослав оказывает военную помощь своему зятю, венгерскому принцу Андрею и помогает ему утвердиться на венгерском троне.

В 1046 г. из византийского плена возвращается воевода Вышата с дружиной. Тогда же Ярослав заключает мирный договор с Византией и скрепляет его женитьбой своего сына Всеволода на дочери императора Константина IX Мономаха (умер 11 января 1055г.).

В 1047 г. оказывает помощь другому своему зятю, польскому князю Казимиру I. Идет на мазовшан и побеждает их князя Моислава.

В 1048 г. в Киев прибывает французское посольство с предложением заключить династический союз между правителями двух стран. Ярослав отправляет свою дочь Анну во Францию, и там в 1049 г. (по другим данным, в 1051 г.) происходит ее бракосочетание с французским королем Генрихом I (из Капетингов; умер 4 августа 1060 г.).

10 (по другим данным, 14) февраля 1050 г. умирает жена Ярослава, княгиня Ирина (Ингигерд).

В 1051 г. собор русских епископов, исполняя волю Ярослава, поставляет в киевские митрополиты «русина» Илариона, бывшего пресвитера церкви Святых Апостолов в княжеском с. Берестове (под Киевом). Это поставление, осуществленное в обход и в нарушение прерогативы Константинопольского патриарха, безусловно было следствием конфликта 1043 г., а также идеологической борьбы за независимость Руси от Византии. Ко времени святительства Илариона (последние годы жизни Ярослава) относятся освящение церкви Святого Георгия в Киеве (непереходящее празднование 26 ноября) и принятие Ярославом Устава о церковных судах.

4 октября 1052 г. в Великом Новгороде умирает старший сын Ярослава Владимир.

В 1053 г. (или в начале 1054 г.) у сына Ярослава Всеволода и «цесарицѣ грькынѣ» рождается сын Владимир Мономах. Ярослав сам дает крестильное имя внуку — Василий, в память о своем отце Владимире (Василии) Святославиче.

Незадолго до смерти Ярослав составляет «рядъ» (завещание), в котором разделяет Русскую землю между своими сыновьями. Киев и старейшинство над братьями получает старший, Изяслав; остальным отец дает города и уделы и завещает им жить «в любви межю собою».

Вскоре князь заболевает и «к суботу первой недели поста» (в данном случае 19 февраля. — Д.В. Донской) 1054 г. умирает в Вышгороде, прожив 76 лет. Находящийся при отце сын Всеволод перевозит его тело в Киев и погребает в Киевском Софийском соборе. Саркофаг князя Ярослава видел в конце апреля — начале мая 1594 г. австрийский дипломат Эрик Лассота (умер в 1616 г.), упомянув об этом в своих путевых заметках: «Затем в одном из притворов покоится, в прекрасной гробнице из белого алебастра, сын Владимира, князь Ярослав, вместе с женою; гробница высотою почти в рост человека и сохранилась неповрежденною почти в первоначальном своем виде».

Летописец дает такую характеристику князю Ярославу: «бяше хромоногъ (эту хромоту князя связывают с наличием «блуждающего патологического гена» по всему генеалогическому древу Рюриковичей, «подаренного» им еще Рогнедой. — Д.В. Донской), но умомъ свершенъ, и храборъ на рати, и крестьянъ [любя и] чтяше самъ книгы».

Русская Православная Церковь первоначально почитала великого князя Ярослава местно; канонизация состоялась в 1831 г. включением его в Собор Волынских святых.

Князь Ярослав Владимирович был женат два раза:

1) неизвестная по происхождению; упоминается в 1018 г., предположительно, в иночестве носила имя Анна и погребена в Великом Новгороде, в Софийском соборе. В 1439 г. новгородский архиепископ Евфимий II (умер 11 марта 1458 г.) покрывает позолотой ее гроб и устанавливает ежегодное поминовение ей 4 октября; осенью 1652 г. упоминается, что митрополит новгородский и великолуцкий Макарий II (умер 14 ноября 1663 г.) перенес ее мощи из Корсунской паперти (западный притвор) в восточную арку Мартириевской паперти и положил их «въ новой же рацѣ». Русская Православная Церковь причислила ее к лику святых; первенец князя Ярослава, Илья, — ее сын;

2) с 1019 г. Ингигерд (в крещении — Ирина), дочь шведского конунга Олава Шётконунга (умер в 1022 г.); умерла 10 (по другим данным, 14) февраля 1050 г., погребена в Киеве, в Софийском соборе. Была матерью всех остальных детей князя: Владимира, Изяслава, Елизаветы, Анастасии, Святослава, Всеволода, Анны, Вячеслава, дочери и Игоря (умер в Смоленске в 1060 г.).
Развернуть
Д.В. Донской «Рюриковичи. Исторический словарь»
Развернуть

Цитаты

Ярослав новгородский для защиты от отца призвал к себе заморских варягов; те стали обижать новгородцев и жен их, тогда новгородцы встали и перебили варягов на дворе какого-то Парамона. Ярослав рассердился и задумал отомстить хитростию главным из убийц; он послал сказать им, что на них не сердится более, позвал их к себе и велел умертвить; по некоторым известиям, убито было 1000 человек, а другие убежали. Но в ту же ночь пришла к нему весть из Киева от сестры Предславы: «Отец умер, а Святополк сидит в Киеве, убил Бориса, послал и на Глеба, берегись его». Ярослав стал тужить по отце, по брате и по новгородцам, которых перебил вовсе не вовремя. На другой день он собрал остальных новгородцев на вече в поле и сказал: «Ах, любимая моя дружина, что вчера избил, а нынче была бы надобна, золотом бы купил», и, утерши слезы, продолжал: «Отец мой умер, а Святополк сидит в Киеве и убивает братьев, помогите мне на него». Новгородцы отвечали: «Хотя, князь, братья наши и перебиты. однако может по тебе бороться». Причину такого решения новгородцев объяснить легко. Предприятие Ярослава против Владимира было в выгоде новгородцев, освобождавшихся oт платежа дани в Киев: отказаться помочь Ярославу, принудить его к бегству — значило возобновить прежние отношения к Киеву, принять опять посадника киевского князя, простого мужа, чего очень не любили города, а между тем Ярослав если убежит, то может возвратиться с варягами, как Владимир прежде, и уже, конечно, не будет благосклонен к гражданам, выгнавшим его от себя, тогда как в случае победы Ярослава над Святополком они были вправе ожидать, что Ярослав не заставит их платить дани в Киев, уже потому, что сам прежде отказался платить ее. Что же касается до поступка Ярославова с убийцами варягов, то мы должны смотреть на его следствия по отношениям и понятиям того времени; из летописного рассказа мы видим уже всю неопределенность этих отношений: новгородцы ссорятся с варягами, дело доходит до драки, в которой граждане бьют варягов, князь хитростию зазывает к себе виновников убийства и бьет их в свою очередь. В понятиях новгородцев, следовательно, все это было очень естественно, и потому трудно было им за это много сердиться; у нас нет никакого основания принимать убийство варягов за дело целого города; это была частная ссора и схватка, на что указывает определение места — двор Парамонов; число жертв мести Ярославовой явно преувеличено: трудно было обманом зазвать такое количество людей, еще труднее перерезать их без сопротивления в ограде княжеского двора; мы видим, что не все знатные новгородцы были перерезаны, оставались бояре и старосты, которые после собирают деньги для найма варягов. Отвечали на вече те, которые остались в живых, остались в живых те, которые не участвовали в убийстве варягов, а те, которые не участвовали в убийстве варягов, были по этому самому равнодушны к делу. Поступок Ярослава был совершенно в понятиях того времени: князь должен был каким бы то ни было способом схватить убийц варяжских и отдать их на месть варягам, родственникам убитых. Итак, если это было частное дело и обыкновенное, то целому городу не для чего было много обращать на него внимания; Ярослав жалеет не о том, что перебил новгородцев, но о том только, что этим убийством отнял у себя воинов, которые в настоящих обстоятельствах были ему очень нужны, и новгородцы отвечают в этом же смысле: «Хотя наши братья и перебиты, но у нас все еще достаточно народа, чтоб биться за тебя».
Впрочем, это место летописи нуждается еще в другом объяснении: почему Ярослав так испугался следствий своего поступка с новгородцами? Для чего так жалел об избитии дружины? Ведь она была нужна ему и прежде, ибо он готовился к войне с отцом; для чего же он не подумал об этом прежде убиения новгородцев? Дело объясняется тем, что Ярослав знал о медленных сборах Владимира, о его болезни, которая мешала ему спешить походом, мог надеяться на борьбу Святополка с Борисом, которая надолго оставила бы его в покое. Но теперь дела переменились: Владимир умер, Святополк начал княжить, убил Бориса, послал убить Глеба, хочет бить всех братьев, подобно соседним государям; опасность, следовательно, наступила страшная для Ярослава; сестра писала: «Берегись!» Оставаться в бездействии — значило жить в беспрестанном страхе от убийц, нужно было или бежать за море, или выступить немедленно против Святополка, предупредить его, одним словом, поступить по примеру отца своего Владимира.
После того как новгородцы решились выступить в поход, Ярослав собрал оставшихся у него варягов, по одним известиям — тысячу, по другим — шесть тысяч, да новгородцев 40000, и пошел на Святополка, призвавши имя божие; он говорил: «Не я начал избивать братьев, но Святополк; да будет бог отместник крови братьев моих, потому что без вины пролита кровь праведных Бориса и Глеба; пожалуй, и со мной тоже сделает». Мы слышим здесь те же самые слова, которые летописец влагает и в уста Владимиру, шедшему против Ярополка, с тем только различием, что христианин Ярослав призывает бога в мстители неповинной крови и отдает свое дело на суд божий. Святополк, узнав, что Ярослав идет на него, собрал множество войска из Руси и печенегов и вышел к Любечу; он стал по ту сторону Днепра, а Ярослав — по эту. Ярослав, без сомнения, приплыл в лодках, а Святополк пришел из-за Десны с печенегами. В третий раз Днепр видел враждебное движение Северной Руси на Южную; оба первые раза при Олеге и Владимире сопротивления было мало со стороны юга, но теперь он собрал свои силы, и как север явился с естественными своими союзниками — варягами, так юг соединился с печенегами. Три месяца, а по другим известиям — только три недели, стояли враги по обеим сторонам Днепра; ни те, ни другие не смели перевезтись и напасть. Был в то время обычай поддразнивать врагов, чтоб побудить их начать дело к своей невыгоде. Видя, что главная сила Ярослава состояла из новгородцев горожан и сельчан, воевода Святополков ездя подле берега, бранил новгородцев, называл их ремесленниками, а не воинами. «Эй вы, плотники, — кричал он им, — зачем пришли сюда с хромым своим князем? Вот мы вас заставим рубить нам хоромы». Новгородцев сильно рассердила насмешка, и они сказали Ярославу: «Завтра перевеземся на них, а если кто не пойдет с нами, того сами убьем».
В лагере у Святополка Ярослав имел приятеля, к которому послал ночью спросить: «Что делать? Меду мало варено, а дружины много»; тот отвечал, что пусть Ярослав к вечеру отдаст мед дружине; новгородский князь догадался, что ночью должно сделать нападение. Была заморозь; Святополк стоял между двумя озерами и всю ночь пил с дружиною, а Ярослав перед рассветом исполчил свое войско и перевезся на другой берег, причем новгородцы, высадившись из лодок, оттолкнули их от берега, чтоб отнять у себя всякую возможность к побегу; Ярослав приказал дружине повязать головы платками, чтоб в сече узнавать своих. Враги сошлись, была сеча злая; печенеги, стоявшие за озером, не могли помочь Святополку, который был притиснут с своею дружиною к озеру, принужден вступить на лед, лед обломился, и Ярослав одолел. Святополк бежал в Польшу, а Ярослав сел в Киеве на столе отцовском и дедовском, проживя на севере 28 лет. Новгородцы были отпущены домой и оделены щедро: старосты получили по 10 гривен, смерды — по гривне, а горожане все — по 10.
Но Святополк был жив, и потому Ярослав не мог успокоиться. Для Болеслава польского открылись такие же теперь виды на восток, какие он имел прежде на запад; на Руси, как прежде у чехов, семейные раздоры приглашали его к посредничеству и к утверждению своего влияния, тем более, что теперь Болеслав должен был помочь своему зятю. Он воспользовался благоприятным случаем: по его наущению печенеги напали на Киев; под самым городом была злая сеча; едва к вечеру Ярослав мог прогнать варваров. С своей стороны Ярослав выступил к польским границам, заключив союз с врагом Болеславовым, императором Генрихом II; но поход русского князя кончился неудачною осадою Бреста; поход императора против Болеслава также не удался, он принужден был заключить с ним мир и, желая избавиться от опасного врага, обратить его деятельность на восток, сам советовал ему вооружиться против русского князя. В 1017 году Болеслав выступил в поход, усилив свое войско 300 немцев, 500 венгров и 1000 печенегов, и 22 июля достиг берегов Буга, разделявшего польские владения от русских; Ярослав ждал его на другом берегу с русью (жителями Южной Руси), вырягами и славянами (новгородцами). Здесь повторилось то же явление, какое видели на берегах Днепра у Любеча: воевода Ярославов Будый, ездя по берегу, начал смеяться над Болеславом; он кричал ему:«Вот мы тебе проткнем палкою брюхо твое толстое!» Был Болеслав, говорит летопись, велик и тяжел, так что и на коне с трудом мог сидеть, но зато был смышлен. Не вытерпел он насмешки и, обратившись к дружине своей, сказал: «Если вам это ничего, так я один погибну», — сел на коня и бросился в реку, а за ним — и все войско. Полки Ярослава, вовсе не ожидая такого внезапного нападения, не успели приготовиться и обратились в бегство; Ярослав ушел в Новгород только сам-пять; а Болеслав с Святополком почти беспрепятственно вошли в Киев 14 августа. В городе нашли они мачеху, жену и сестер Ярославовых, из которых за одну (Предславу) сватался прежде Болеслав, получил отказ и теперь в отмщение взял ее к себе в наложницы. Часть своего войска он отпустил назад, другую велел развести по русским городам на покорм. Но и в Киеве повторились те же явления, какие мы видели в Праге у чехов, и, как видно, по тем же причинам. Русские вооружились против поляков и стали убивать их; летописец приписывает это приказу Святополка, но очень вероятно известие, что поляки вели себя и на Руси так же, как в Богемии, и возбудили против себя восстание; очень вероятно также, что и Святополк, наскучив неприятным гостем, слишком долго зажившимся в Киеве на его счет, не был против народной мести полякам. Это заставило Болеслава уйти из Киева; пример чешских событий научил его быть осторожнее в подобных обстоятельствах. Половину войска он отослал домой, разосланные по русским городам поляки истреблены, трудно было противиться, если бы вспыхнуло восстание; притом же, вероятно, он слышал уже о новых приготовлениях Ярослава. Но Болеслав ушел не без выгоды: он захватил себе все имущество Ярослава, к которому приставил Анастаса: хитрый грек умел подольститься к каждому сильному и менял отечество, смотря по выгодам; Болеслав ему вверился лестию, говорит летопись. Польский князь повел также с собою бояр Ярославовых, двух сестер его и множество пленников, взятых в бою; на дороге Болеслав захватил и Червенские города, приобретение Владимира Святого; впрочем, вероятно, что эти города были уступлены ему Святополком в награду за помощь.
Между тем Ярослав, явившись в Новгород без войска, хотел бежать за море; но граждане вместе с посадником Константином, сыном Добрыни, рассекли княжеские лодки, приготовленные для бегства, и объявили: «Хотим еще биться с Болеславом и Святополком». Такая решительность понятна: им нечего было теперь ожидать хорошего от Святополка, а защищаться от него без князя было также невыгодно. Они начали сбирать деньги — с простого человека по 4 куны, со старост — по 10 гривен, с бояр — по 18 гривен, привели варягов, дали им эти деньги, и таким образом у Ярослава набралось много войска, и он двинулся против Святополка; тот был разбит, бежал к печенегам и привел огромные толпы их против Ярослава в 1019 году. Ярослав вышел навстречу и сошелся на реке Альте, где был убит Борис. Место благоприятствовало Ярославу по воспоминанию о преступлении Святополка; летописец говорит, что Ярослав молил бога об отмщении новому Каину. Он же говорит, что сеча была злая, какой еще не бывало на Руси, — секлись, схватываясь, руками, трижды сходились биться, по удольям текла кровь ручьями; к вечеру одолел Ярослав, а Святополк бежал в пограничный польский город Брест, где, вероятно, умер от ран, полученных в битве; по скандинавским преданиям, он пал от руки варяга Эймунда, служившего в войске Ярослава, а по русским, — погиб злою смертию в пустыне между Польшею и Богемиею. Ярослав сел в Киеве, утер пот с дружиною, по выражению летописца, показав победу и труд великий.
Таким образом, северное народонаселение в четвертый раз доставило победу своему князю над югом. С Святополком дело было кончено
Развернуть
Из всех сыновей Владимира Мстислав больше других похож был на деда своего Святослава, был князь — вождь дружины по преимуществу; жизнь ли в Тмутаракани и постоянная борьба с окрестными варварскими народами развила такой характер в Мстиславе, или уже волость приходилась по нраву, — Мстислав явился богатырем, который любил только свою дружину, ничего не. щадил для нее, до остального же народонаселения ему не было дела. Он был славен в народных преданиях, как князь-богатырь, единоборец. Однажды, говорит летопись, пошел он войною на касогов; касожский князь Редедя вышел к нему навстречу с войском и сказал ему: «Зачем губить дружину, схватимся мы сами бороться, одолеешь ты, возьмешь мое имение, жену, детей и землю мою, я одолею, — возьму все твое». Мстислав согласился и стал бороться с Редедею; боролись крепко и долго, Редедя был велик и силен. Мстислав уже начал изнемогать и, видя беду, сказал: «Пречистая богородица, помоги мне; если я его одолею, то построю церковь в твое имя». Сказавши это, он ударил Редедю об землю, вынул нож и зарезал его, потом пошел в его землю, взял его имение, жену, детей и наложил дань на касогов. Обет был также исполнен: церковь Богородицы, построенная Мстиславом, стояла в Тмутаракани еще во времена летописца. Такой-то князь в 1023 году явился в русских пределах искать волостей после умерших братьев; говорят, что он уже и прежде требовал их у Ярослава, и тот давал ему Муром, но Мстиславу было этого мало. Ярослав был в Новгороде, когда Мстислав пришел к Киеву; киевляне, однако, не приняли его, и он принужден был сесть в Чернигове. Между тем Ярослав, управившись на севере, волнуемом остатками язычества, послал по заморских варягов, и к нему пришел слепой Якун с дружиною. Ярослав отправился с Якуном на Мстислава и встретился с ним у Листвена. Мстислав с вечера исполчил свое войско: поставил северян в средине против варягов Ярославовых, а сам стал с дружиною своею по крылам. Ночь была темная и бурная, с дождем и грозою; Мстислав сказал дружине: «Пойдем на них»; северяне сошлись с варягами, и когда варяги уже истомились в битве с северянами, то Мстислав вдруг напал на них с своею свежею дружиною, битва усилилась: как блеснет молния, так и осветит оружие; и гроза была велика, и сеча сильная и страшная, по словам летописи. Наконец, Ярослав побежал с Якуном, князем варяжским; он пришел в Новгород, а Якун пошел за море, потерявши у Листвена и золотую свою луду, или верхнюю одежду. Утром, на другой день битвы, Мстислав объехал поле и сказал своим: «Как не порадоваться? Вот лежит северянин, вот варяг, а дружина моя цела». Эта дружина состояла из козар и касогов!
Несмотря на победу, Мстислав не хотел добывать Киева мимо старшего брата; он послал сказать Ярославу: «Садись в своем Киеве, ты старший брат, а мне будет та сторона», т. е. восточный берег Днепра. Но Ярослав не смел идти в Киев на этот зов и держал там своих посадников, а сам жил в Новгороде. Только в следующем, 1025 году, собравши большое войско, пришел он в Киев и заключил мир с Мстиславом у Городца; братья разделили Русскую землю по Днепр, как хотел Мстислав: он взял себе восточную сторону с главным столом в Чернигове, а Ярослав — западную с Киевом. «И начали жить мирно, в братолюбстве, — говорит летопись, — перестала усобица и мятеж, и была тишина великая в Земле».
В 1032 году умер сын Мстислава, Евстафий, которого имя странно выдается между славянскими именами князей, а в 1035 году умер и сам Мстислав на охоте. Летописец говорит, что он был дебел телом, красноват лицом, с большими глазами, храбр на рати, милостив, очень любил дружину, имения, питья и кушанья не щадил для нее. Видно, что этот князь своим богатырством поразил внимание народа и долго жил в его памяти; ни об одном из князей в дошедших до нас списках не встречаем мы таких подробностей, например, о наружном виде.
По смерти Мстислава Ярослав взял всю его волость и был самовластием в Русской земле, по выражению летописца. Но, видно, Судиславу псковскому не нравилось, что Ярослав не делится с ним выморочными волостями братьев, или, по крайней мере, Ярославу казалось, что не нравится: в самый год Мстиславовой смерти Ярослав посадил Судислава в тюрьму во Пскове; летописи прибавляют, что его оклеветали пред старшим братом.
Развернуть
К княжению Ярослава относятся первые положительные известия о столкновениях русских с финскими племенами: под 1032 годом встречаем известие, что какой-то Улеб (очень быть может, что Ульф — сын Рагнвальда) ходил из Новгорода на Железные ворота, но, как видно, поход был неудачен, потому что из дружины Улебовой мало возвратилось народу. 80 верст к югу от Устьсысольска, у села Водча, находится городок, по-зырянски Карил, т. е. городовой холм; предание и теперь называет это место Железными воротами. В 1042 году Владимир, сын Ярослава, посаженный отцом в Новгороде, ходил на ямь, победил это племя, но потерял коней в дороге от мора. Приведя в связь это известие с предыдущим, можно думать, что поход Владимира был предпринят по следам Улебовым в ту же сторону, на северо-восток, к берегам Северной Двины; таким образом, мы получим верное известие о начале утверждения русских владений в этих странах. Еще ранее, в 1030 году, сам Ярослав утвердил свою власть на западном берегу Чудского озера; это утверждение произошло обычным образом — построением города: основан был Юрьев, нынешний Дерпт. Из походов на западные дикие народы упоминается поход на ятвягов, и в первый раз поход на Литву: эти походы были предприняты, как видно, с целью не покорения, а только отражения набегов.
Развернуть
Ярославу I приписывается подобный писаный устав, под именем Русской Правды. Название Русской Правды получил этот устав как видно для отличия от уставов греческих, которые по принятии христианства имели такое сильное влияние на юридический быт Руси. Русская Правда первыми строками своими напоминает нам о древнем быте племен, как представляет его летописец; но в то же время указывает и на изменения, происшедшие в этом быту после призвания князей. При родовом, особном быте главная обязанность родичей состояла в защите друг друга, в мести друг за друга; и если целый род, как бы он ни был обширен и разветвлен, составлял одно, один союз под властию одного родоначальника, то все члены его, в каких бы ни было степенях, имели одинаково эту обязанность. В Русской Правде установлено, что в случае убийства родственник убитого должен мстить убийце; но эта обязанность ограничена известными ближайшими степенями родства — знак, что родовой быт начал уже ослабевать, что распространению родовых отношений уже положена преграда. По Ярославову уставу, в случае убийства брат должен был мстить за брата, отец за сына и, наоборот, дядя за племянника с братней и сестриной стороны. В случае если не было местника в означенных степенях родства, то убийца платил князю пеню, виру, смотря по значению убитого, был ли то муж княж, или слуга княжий, которого способности князь дорого ценил, или простой человек: в первом случае убийца платил двойную виру (80 гривен), во втором — простую (40 гривен); за женщину платилось полвиры. Так, спустя полтора века после призвания князей в судном уставе еще сохранена месть, родовое самоуправство, остаток родовой особности, самостоятельности; но при этом мы видим, во-первых, что родовая месть ограничена ближайшими степенями родства, во-вторых, что в случае отсутствия родича-мстителя убийца должен вознаградить общество за убийство одного из его членов. Но если правительство брало с убийцы денежную пеню, денежное вознаграждение, то было ли в обычае, что родич-мститель мог отказаться от своего права мстить убийце, взяв с него денежное вознаграждение? На этот вопрос Русская Правда не дает нам ответа; из ее молчания позволительно предположить, что подобные соглашения были малоупотребительны, могли считаться постыдными для родичей: у германцев они имели место, но не всегда: так, в одной саге читаем, что отец, отвергая денежный окуп за убийство сына своего, говорит: «Я не хочу моего убитого сына носить в денежном кошельке». Обратив внимание на большую крепость родовой связи у наших племен в описываемое время, чем у германцев, можно допустить, что подобные чувства были у нас господствующими.
Мы видели, что после родовой мести существовала также общественная пеня в том случае, когда не будет мстителя; но если при последнем обстоятельстве убийство будет совершено и убийца скроется, то правительство чрез это лишается виры; для предотвращения такого лишения в означенном случае вира платилась целым округом, вервью, где совершено убийство; такая вира называлась общею или дикою вирою. Вервь не платила в том случае, когда находили в ней только кости, свидетельствовавшие о давности преступления, не платила также за мертвеца, о котором никто не знал. Это установление дикой виры встречаем мы и в других новорожденных обществах, в которых правительственный организм еще не зрел; при таком состоянии общества полицейские обязанности обыкновенно поручаются отдельным округам, которые и отвечают за всякий беспорядок, в них случившийся. Под дикою вирою разумелось также общее поручительство, по которому все или некоторые жители верви обязывались, в случае если один из них совершит убийство, помогать ему в платеже виры. Существовал ли обычай дикой виры в описываемое время или явился позднее? Обязанность верви схватить и представить убийцу или платить за него виру в случае, если не отыщут его, бесспорно явилась вместе с определением о вирах; труднее решить, когда явился обычай дикой виры в виде сотоварищества для вспоможения убийце платить виру; если этот обычай существовал в описываемое время, то должен был особенно усилиться после Ярослава, когда месть была окончательно заменена вирами. Правда различает разбойничество, когда человек убил другого без всякой вражды, от убийства по вражде, в пылу ссоры, драки. Дикая вира относительно разбойника не могла иметь места; за разбойника люди не платили, но отдавали его с женою и детьми князю на поток (изгнание), дом его отдавался на разграбление. Различие разбойничества от убийства в ссоре, по вражде должно было существовать в описываемое время: трудно себе представить, чтобы безразличность между этими двумя действиями могла удержаться долго после принятия христианства, когда уже при Владимире мы видим, что епископы настаивают на необходимости казнить разбойников, с испытанием, однако; уже этот совет духовенства испытывать, обращать внимание на обстоятельства и побуждения вел необходимо к означенному в Правде различению между разбоем и убийством в ссоре, на пиру, в нетрезвом виде: кроме того, естественно было бы для общества требовать, чтобы человек, явно вредный, грозящий каждому гибелью, был исключаем из общества, не мог в нем долее оставаться. Так же должно было общество изначала смотреть и на зажигательство двора или гумна: зажигатель должен был заплатить за вред, причиненный пожаром, и потом осуждался так же на поток, а дом его отдавался на разграбление.
Относительно увечий такое же постановление, как и относительно убийства: обиженный может отомстить за себя обидчику тем же — удар за удар, увечье за увечье; если же не может мстить, то берет себе денежное вознаграждение и плату лекарю; в некоторых списках прибавляется, что князь получает при этом пеню или продажу. Увечье и вознаграждение за него различались, смотря по тому, каким образом оно будет нанесено; также — смотря по тому, мог ли излечиться поврежденный член или нет, и по важности члена; обидою считалось действие, в котором обнаруживалось намерение нанести побои и увечье. Относительно кражи похитивший обязан был возвратить похищенное и платить известную сумму за обиду, смотря по ценности украденного; исключение составляет в некоторых списках коневый тать, которого мир выдавал князю на поток. В числе похищений чужой собственности полагался увод, укрывательство беглого холопа, помощь, оказанная ему во время бегства, нерадение при поимке. Упоминаются случаи порчи, истребления чужой собственности. Большую пеню платили за повреждение межевых знаков. Убийство вора не считалось убийством, если было совершено при самом воровстве, когда вор еще не был схвачен; но считалось убийством, если вор был убит связанный или во время бегства.
Правда (следование дела, исправление зла) происходила следующим образом: обиженный должен был представить свидетелей своей обиды; но ясные знаки побоев, увечья признавались достаточным свидетельством; свидетель должен был говорить слово в слово, как сам жалующийся; прежде всего спрашивалось, кто первый начал драться, и зачинщик платил пеню. Если придет жаловаться человек с ясными признаками побоев, но явятся свидетели, которые покажут, что он сам был зачинщиком драки, то он ничего не получает с противника и сам не платит: побои вменяются ему в платеж. Свидетель должен быть человек свободный; если не будет свободного, то по нужде можно сослаться на боярского тиуна; в малом иске по нужде можно сослаться на закупня; впрочем, истец мог взять и холопа в свидетели, но в таком случае если ответчик после испытания железом оправдается, то истец платил ему за то, что поклепал его по речам холопа. Если не найдется свидетель, а обвинение будет в убийстве, то обвиненный должен был подвергнуться испытанию железом; это испытание употреблялось при обвинении в воровстве, если поличного не было и если цена украденной вещи была не менее полгривны золота, если же меньше, то употреблялось испытание водою; если же цена похищенного была менее двух гривен серебра, то обвиненный присягал в своей невинности. Обычай испытания железом и водою у соседних Руси народов существовал с незапамятных времен, вследствие чего мы и решились отнести этот обычай к описываемому времени. Как у нас, так и у соседних народов, железо предписывалось только в тяжких обвинениях. В Богемии подсудимый обязан был простоять известное время на раскаленном железе, либо держать на нем два пальца до тех пор, пока совершит предписанную присягу. У сербов обвиненный должен был опустить руку в раскаленный котел, либо, выхватив железо из огня при дверях храма, отнести его к алтарю. Подвергавшийся испытанию водою должен был сделать несколько шагов в глубину реки; если он при этом робел и мешался, то проигрывал дело. Здесь начало пытки. Когда обокраденный объявит немедленно о своей пропаже во всеуслышание на торгу, то по отыскании своей вещи имел право взять ее у кого нашел без всяких судебных форм; и тот, у кого найдена вещь, обязан заплатить хозяину за обиду, а князю — продажу. Если же обокраденный не повестит о своей пропаже на торгу и увидит ее у кого-нибудь другого, то не может сказать ему: «Это мое», но обязан вести его на свод, чтобы тот указал, где взял вещь. Свод в одном городе продолжался до конца, если же переходил черту города, то останавливался на третьем ответчике, который должен был платить истцу деньгами, а сам брал вещь и отыскивал снова похитителя; при отыскивании раба свод шел во всяком случае только до третьего ответчика, который отдавал истцу своего раба вместо украденного, а сам отыскивал настоящего вора. Свода из своего города в чужую землю не было; но ответчик мог только представить свидетелей или мытника (сборщика торговых податей), при которых купил иск, после чего истец брал свою вещь, не получая никакого вознаграждения за то, что вместе с нею пропало, а ответчик терял свои деньги. То же самое происходило, когда ответчик хотя и мог посредством двух свободных свидетелей или мытника доказать, что он действительно купил вещь или раба, но не знает, у кого именно; по отыскании же своего продавца он мог взять с него свои деньги, и последний обязан был удовлетворить первого истца за то, что у него пропало вместе с краденым. Если хозяин заметит покражу, а вор уже убежал, то с свидетелями и с чужими людьми он гонится по следам вора; если след приведет к селу или шатру (товару) и жители села или владетели шатра не отведут от себя следу, не пойдут на след или станут отбиваться, то должны платить и цену украденной вещи и продажу князю; если же след исчезнет на большой дороге, где нет ни людей, ни жилища их, то никто не платит. В разных списках Правды встречаем уставы о процентах (резе), существовавшие до Владимира Мономаха и при нем изданные, о поклаже (даче имущества на сохранение), о долговых взысканиях: если заимодавец станет требовать с должника своих денег, а тот запрется, что не брал, то заимодавец выводит свидетелей, которые если присягнут, то иск его правый, то должник платит взятые деньги и, кроме того, за обиду; в некоторых же списках говорится: «если кто чего взыщет на другом и последний начнет запираться, то идти ему на извод пред 12 мужей». Если купец, взявши в долг деньги, потерпит убыток от кораблекрушения, рати или огня, то заимодавцы не имеют права требовать с него денег вдруг — он выплачивает им понемногу; если же должник пропьется или пробьется (вероятно, если истеряет имущество на виры или платежи за побои), или своим нерадением погубит чужое имущество, то от заимодавцев зависит — ждать уплаты или продать должника. Если последний будет должен многим, то заимодавцы могут вести его на торг и продать; вырученными деньгами прежде всего удовлетворяются иностранные купцы, гости, остальное делят свои заимодавцы; если же на должнике будут княжие деньги, то князь удовлетворяется прежде всех.
О наследстве в Русской Правде встречаем следующие статьи: если умрет простой человек, смерд, и сыновей у него не будет, то имущество его переходит к князю; если останутся у него дочери, то давать часть на них, какую — не сказано: впрочем, она зависела от князя; если же дочери будут замужем, то не давать им части. Если умрет боярин или дружинник, то имение нейдет к князю; но если не будет сыновей, то дочери возьмут. После признания князей в городах родоначальника заменил князь — Рюрикович, имение бездетного смерда переходило в распоряжение князя, дочь наследовала по старому обычаю, ибо ее назначение было оставить свой род для чужого; незамужняя женщина не могла быть самостоятельною владелицею, самостоятельным членом общества, как прежде не могла быть самостоятельным членом рода. Что имение могло идти только к сыновьям, а не в боковые линии, это было необходимо в описываемое время: родич, выделившийся из рода, прерывал с последним всякую связь, — ни он не имел права вступаться в общую родовую собственность, ни остальные родичи также не имели права вступаться в его имущество. Такое резкое выделение было необходимым следствием твердости родовой связи: кто нарушал эту связь, тот нарушал ее совершенно, становился совершенно чужим, ничего среднего быть не могло. Таким образом, означенное положение Русской Правды о наследстве служит признаком только что начавшегося перехода от родового быта, когда еще не выработались отношения по одной кровной связи, без всякого отношения к единству рода и к общему владению родовою собственностию: можно выразиться так, что это положение Русской Правды знаменует переход от родовых отношений к родственным. Так как выделы из родов по означенным выше причинам должны были происходить в описываемый период преимущественно в городах, то мы и почли приличным упомянуть здесь о положении Русской Правды относительно наследства, тем более что положение ее о наследстве после дружинника бесспорно носит признаки глубокой древности. Мы заметили, что имущество простого человека, смерда, шло к князю, потому что князь Рюрикович заменил для смерда прежнего князя — родоначальника, но вовсе не таково было отношение дружинника к князю. Дружинник был вольный слуга князя; первоначальную дружину составляли пришельцы, варяги, которые могли оставаться в службе князя, сколько хотели; они получали содержание от князя за свою службу; они не входили вместе со смердами в состав общества, они составляли особое от общества тело, которое общество содержало для собственной защиты; отсюда общество, казна общественная или княжеская, не могла брать имущества умершего дружинника, которое представляло не иное что, как жалованье, полученное дружинником за службу князю и земле; вольный дружинник, вступая в службу к князю, никак не мог согласиться, чтобы добытое им имущество на службе по его смерти отнималось у его дочерей и переходило к обществу, к которому он мог иметь только временное отношение; при этом очень часто могло случаться, что имущество это было им накоплено в других странах, на службе другому князю, другой земле. Мы назвали этот обычай относительно боярского наследства древним, отнесли его к описываемому периоду именно потому, что он предполагает особность дружинника, как пришлеца, могущего быть только временным слугою княжеским; это же отношение особенно было сильно в начале нашей истории. Из остальных положений о наследстве в Русской Правде читаем о праве отца при смерти делить дом свой детям; если же умрет без завещания (без ряда), то имение идет всем детям, которые обязаны дать часть по душе умершего; двор отцовский всегда идет меньшому сыну. Сестра при братьях не получала наследства, но последние обязывались выдать ее замуж. Жена, если остается жить с детьми, имеет право на часть наследства; но когда муж назначил или дал ей особый участок из своего имущества, то она уже не наследует вместе с детьми. Мать может разделить свое имущество между всеми сыновьями или же отдать его какому-нибудь одному, даже одной дочери; но если она умрет, не распорядившись, то наследство после нес получает тот, у кого она жила в доме, кто ее кормил и у кого она умерла. Из детей от двух разных отцов те и другие получают только наследство после своего отца; а если они от разных матерей, то наследство после своей матери. Если мать малолетних сирот пойдет замуж, то они с наследством своим поступают в опеку к ближайшему родственнику; отчим также мог быть опекуном. Опекун брал имение малолетних перед добрыми людьми и впоследствии обязан был возвратить его в целости вместе с приплодом от скота и челяди, имея право удержать у себя только проценты или торговую прибыль в награду за свои попечения. Если жена, давши слово сидеть по смерти мужа с детьми, растеряет имущество последних и пойдет замуж, то должна выплатить детям все ею потерянное. Жена имеет право оставаться по смерти мужа в его доме с детьми, и последние не смеют этому противиться. О незаконных детях встречаем следующее положение: «если будут у мужа дети от рабы, то они не имеют доли в наследстве, но получают свободу вместе с матерью». Очень важно было бы знать время появления этого устава. Вероятно, духовенство с самого начала старалось полагать различие между законными и незаконными детьми; но сомнительно, соблюдалось ли строго это различие во времена Ярослава. Любопытно, что устав обращает внимание на детей от рабы, признает их, хотя не совершенно: хотя лишает их наследства, однако дает им свободу вместе с матерью. Полное признание незаконности их не допустило бы устав обратить на них внимание.
На ком лежала обязанность приводить судебный приговор в исполнение, т. е. подвергать виновного наказанию, собирать пени, получать судебные пошлины, взыскивать частное вознаграждение и какие средства можно было употреблять в случае сопротивления со стороны осужденного — на все это нет достаточных указаний в Русской Правде. Но из других источников мы узнаем о важном значении при суде тиуна княжеского, от которого зависело решить дело право или неправо, наложить справедливую или несправедливую пеню, откуда заключаем, что тиун был приставником княжеским при суде, обязанным смотреть за исполнением устава. Кроме того, при судопроизводстве упоминаются еще слуги княжеские с разными названиями — ябедника, вирника, метельника, мечника (кажется, одно и то же), детского, отрока (кажется, одно и то же); встречаем и писца; в пользу этих лиц установлены были особые судные пошлины; кроме того, во время следствия дела они получали содержание на счет жителей того места, где производилось следствие. Наконец, в Правде встречаем статьи, которыми определяется пеня за то, если подвергнуть муке, телесному истязанию огнищанина, тиуна. мечника или простого человека, смерда, без княжеского приказания, следовательно, эти люди могли подвергаться телесному истязанию по приказу княжескому. Как поступал князь с людьми, входившими в столкновение с его властию, — видно из поведения Ярослава с дядею его, новогородским посадником Константином Добрыничем.

Развернуть
Еще при жизни Болеслава, в 1022 году, управившись с Брячиславом полоцким, Ярослав ходил осаждать Брест, удачно, или нет — неизвестно; возгоревшаяся в это время борьба с Мстиславом тмутараканским не могла позволить Ярославу продолжать свои неприязненные движения на Польшу; но, помирившись с Мстиславом в 1030 году, Ярослав снова предпринимает поход на Польшу, и берет Бельз. В следующем 1031 году оба брата — Ярослав и Мстислав собрали много войска и выступили в Польшу, взяли опять города Червенские, и повоевали Польскую землю, много ляхов привели и разделили между собою, говорит летописец.
Развернуть
Казимир, вошедши с немецким отрядом в Польшу, был с радостию принят тою частию народонаселения, которая утомилась смутами анархии и жаждала восстановления порядка; порядок был восстановлен по ту сторону Вислы, но в Мазовии Моислав, один из дружинников прежнего князя Мечислава, пользуясь анархиею, объявил себя независимым, вооружился против Казимира, призвав на помощь языческих пруссов, литву и славян поморских; этот союз намекает, что в борьбе Моислава против Казимира боролось язычество с христианством. Но Казимир в этой борьбе нашел себе сильного союзника в русском князе. Еще в 1041 году, вслед за походом против Литвы, Ярослав предпринимал поход в Мазовию на лодках. Быть может, уже тогда был заключен союз с Казимиром, но можно полагать также, что поход в Мазовию был предпринят вследствие союза Моиславова с литовцами, врагами Ярослава, и уже союз с Казимиром был следствием вражды против Моислава. В 1043 году Казимир вступил в родство с Ярославом, женился на сестре его, Доброгневе, или Марии, получил за нею богатое приданое, но вместо вена отдал Ярославу 800 пленников, взятых Болеславом из Руси. Следствием такого тесного союза было то, что в том же году упоминается о двукратном походе Ярослава на Мазовию; в 1047 году русский князь отправился опять с войском на помощь Казимиру против Моислава; последний был разбит и убит, Мазовия подчинилась снова Пястам. Союз с Польшею был скреплен еще браком Изяслава, одного из сыновей Ярославовых, на сестре Казимировой. Есть известия, более или менее вероятные, о брачных союзах Ярославова семейства с другими владельческими домами в Европе: о браке Гарольда норвежского на Ярославовой дочери Елизавете, короля венгерского Андрея — на Анастасии, Генриха I французского — на Анне; о браке Всеволода Ярославича на царевне греческой, дочери Константина Мономаха, также о браке двоих неизвестных по имени сыновей Ярославовых на двух немецких княжнах.
Ко времени Ярослава относится последнее враждебное столкновение с Византиею. Греческая торговля была очень важна для Руси, была одним из главных источников обогащения народа и казны княжеской; ее поддержание и после было одною из главных забот наших князей, должно было быть и одною из главных забот Ярослава. Греки поссорились с русскими купцами, и один из последних был даже убит в этой ссоре. Русский князь не мог позволить подобных поступков и в 1043 году отправил на греков старшего сына своего Владимира, давши ему много войска, и воеводу, или тысяцкого своего Вышату. Владимир пошел в лодках, но на пути от Дуная в Царьград поднялась буря, разбила русские корабли и, между прочим, корабль князя Владимира, так что последний должен был пересесть уже на корабль одного из воевод Ярославовых, Ивана Творимирича. Остальные воины, числом 6000, кроме дружины, были выкинуты на берег; они хотели возвратиться в Русь, но никто из дружины не хотел идти с ними в начальниках. Тогда Вышата сказал: «Я пойду с ними; жив ли останусь, погибну ли — все лучше вместе с своими». Когда греки узнали, что русские корабли разбиты бурею, то император Константин Мономах послал за ними погоню; Владимир возвратился, разбил греческие корабли и пришел назад в Русь. Но не так был счастлив Вышата — его отряд был окружен греками при городе Варне, взят в плен и приведен в Константинополь, где многих русских ослепили; только через три года, когда заключили мир, отпущен был Вышата в Русь к Ярославу. Чем обнаруживалась вражда в продолжение трех лет, неизвестно; на каких условиях был заключен мир, также неизвестно. Вероятно, Ярослав поспешил прекратить вражду с греками, занятый более важным предприятием относительно Польши; вероятно также, что следствием и условием прекращения вражды был брак сына Ярославова Всеволода на царевне греческой: в 1053 году летописец упоминает о рождении сына Всеволодова Владимира от царицы грекини.
О набегах печенежских, кроме упомянутых выше при борьбе Ярослава с Святополком, древнейшие списки летописи сообщают известие под 1036 годом. Находясь в это время в Новгороде, Ярослав узнал, что печенеги осаждают Киев; он собрал много войска, варягов и новгородцев, и вступил в Киев. Печенегов было бесчисленное множество; Ярослав вышел из города и расположил свое войско так: варягов поставил посередине, киевлян — на правом крыле, а новгородцев — на левом; и началась битва перед крепостью. После злой сечи едва к вечеру успел Ярослав одолеть печенегов, которых погибло множество от меча и перетонуло в реках во время бегства. После этого поражения имя печенегов хотя и не исчезает совершенно в летописи, однако нападения их на Русь прекращаются.
Относительно внутренней деятельности Ярослава упоминаются распоряжения в Новгороде. Сам Ярослав, княжа здесь, отказался платить дань в Киев; ясно, что он не мог установить снова этот платеж, ставши князем киевским, тем более что новгородцы оказали ему такие услуги; вот почему он дал им финансовую льготную грамоту, на которую они ссылаются впоследствии при столкновениях с князьями. Вместо себя Ярослав оставил в Новгороде сначала сына своего Илью, а потом, по смерти его, — другого сына Владимира и по смерти последнего — третьего сына Изяслава. В связи с этими распоряжениями Ярослава находится известие о заточении и смерти Константина, сына Добрыни: Ярослав, сказано в летописи, рассердился на него, заточил в Ростов и потом на третий год велел убить в Муроме. Быть может, Константин хотел большего для новгородцев за их услугу, чем сколько давал Ярослав; быть может также, Константин, как дядя великого князя, как сын Добрыни, хотел большего для себя.
Из дел церковных в княжение Ярослава замечательно поставление митрополита Илариона русина, независимо от византийского патриарха, собором русских епископов, что было следствием недавней вражды с греками. Как видно, поведение прежнего митрополита Феопемта во время этой вражды было таково, что Ярослав хотел на будущее время предохранить себя от подобного в случае нового разрыва.
В 1054 году умер Ярослав. Он, как видно, не заслужил такой приятной памяти в народе, как отец его; несмотря на то, и его деятельность имеет важное значение в нашей начальной истории; в скандинавских сагах Ярослава называют скупым, но этот отзыв может служить ему только в похвалу: и отец его, который вовсе не был скуп, не любил, однако, удовлетворять жадности норманских наемников, которые особенно любили приобретать; раздача большой суммы денег новгородцам скорее будет свидетельствовать о щедрости Ярослава. По отзыву летописи, Ярослав был на своем месте: «он был хромоног, но ум у него был добрый, и на рати был он храбр»; прибавлена еще замечательная черта, что он был христианин, и сам книги читал. Последнее обстоятельство было чрезвычайно важно для преемника Владимирова. В приведенном известии значение христианина тесно связано в Ярославе с чтением книг; Владимир не читал сам книг, он мог только слушать священное писание; сын его Ярослав сам читал книги, был представителем нового поколения грамотных христиан, выученных при Владимире, которые могли находить для себя утверждение в вере в книгах священных. Уже при Владимире греческое духовенство единственным средством распространения и утверждения христианства считало грамотность, учение книгам; сын Владимира сам читал книги, сам был утвержденным христианином, и потому, разумеется, в его княжение христианство и грамотность должны были распространяться. И точно, по свидетельству летописи, христианство начало преимущественно распространяться при Ярославе; при нем начали также умножаться монахи. Ярослав, говорит летопись, любил церковные уставы, очень любил попов, но больше всего монахов; книги читал часто, ночью и днем, собрал много писцов; они переводили книги с греческого на славянский, и переписали много книг, много он и купил их. Отец его Владимир распахал землю и умягчил, т. е. просветил крещением, Ярослав насеял книжными словами сердца верных людей, а мы, прибавляет летописец, пожинаем, принимая книжное учение. Сравнение очень важное: в нем ясно указано значение деятельности Владимира и Ярослава и постепенность движения: при одном имело место крещение, при другом — надлежащее наставление в вере. При книгах нужны были особенно церкви и грамотные священники, которые могли бы учить народ неграмотный. Ярослав строил церкви по городам и местам неогороженным, ставил при них священников, которым давал содержание из собственного имущества, приказывая им учить людей и приходить часто к церквам. При Ярославе в Новгороде было сделано то же, что при Владимире в Киеве: князь велел собрать у старост и священников детей (300 человек) и учить их книгам.
Кроме этой деятельности, княжение Ярослава важно еще в других отношениях: подобно отцу Владимиру, Ярослав не был князем только в значении вождя дружины, который стремится в дальние стороны за завоеваниями, славою и добычею; Ярослав, как видно, был более князем-нарядником страны. Он любил церковные уставы, был знаком с ними: неудивительно, что к его времени относится и первый писаный устав гражданский, так называемая Русская Правда. Подобно отцу, Владимиру, Ярослав следовал совету Добрыни, что народы, ходящие в сапогах, не будут охотно давать дани, и потому не любил войны с ними, а преимущественно обращал свое оружие на варваров — чудь, литву, ятвягов. Мы не знаем, какими собственно расчетами руководился Ярослав в польских отношениях; но знаем, что он, возвратив свое, принял сторону порядка и христианства, не захотел усиливать варварства и победою над Моиславом мазовецким нанес последнему сильный удар. Наконец, Ярослав, подобно отцу своему и вещему Олегу, населял пустынные пространства, строил города; от языческого имени его получил название Ярославль на Волге, от христианского — Юрьев (Дерпт), в земле Чудской; он огородил острожками южную границу Руси со степью; в 1031 году поселил пленных поляков по реке Роси, с следующем начал ставить здесь города.
Развернуть

Княжения

Годы княжения Место княжения
1016 – 20 февраля 1054 Киев
987 – 1010 Ростов
1010 – 1034 Новгород
Библиотека Энциклопедия Проекты Исторические галереи
Алфавитный каталог Тематический каталог Энциклопедии и словари Новое в библиотеке Наши рекомендации Журнальный зал Атласы
Алфавитный указатель к военным энциклопедиям Внешнеполитическая история России Военные конфликты, кампании и боевые действия русских войск 860–1914 гг. Границы России Календарь побед русской армии Лента времени Средневековая Русь Большая игра Политическая история исламского мира Военная история России Русская философия Российский архив Лекционный зал Карты и атласы Русская фотография Историческая иллюстрация
О проекте Использование материалов сайта Помощь Контакты Сообщить об ошибке
Проект "Руниверс" реализуется при поддержке
ПАО "Транснефть" и Группы Компаний "Никохим"