Исторический юбилей заключает в себе воспоминание о прошедшем событии и одновременно самостоятельное событие, в котором история является лишь фоном для современности. В этом смысле мы в нынешнем году можем отметить не только  200-летний юбилей  Отечественной войны 1812 г., но и 100-летний юбилей ее 100-летнего юбилея.

Как и в наши дни, в 1912 г. тема Отечественной войны охотно использовалась в рекламе. Образ императора Александра I тиражировался особенно усердно и появился даже на носовых платках и пепельницах, после чего власти, одумавшись, быстро изъяли их из продажи. В то же время Наполеон на плакате одной автомобильной компании мог легко оказаться за рулем автомобиля.

Более серьезную роль исторический контекст должен был сыграть в идеологической борьбе. В начале ХХ века прошел целый парад крупных юбилеев. В 1909 г. исполнилось 200 лет Полтавской битве, в 1911 г. – 50 лет освобождению крестьян, в 1912 г. – 100 лет Отечественной войне и 300 лет изгнанию поляков из Москвы. И завершал этот ряд в 1913 г. 300-летний юбилей Дома Романовых. Цепочка воспоминаний не была лишь совпадением дат, она выстраивалась намеренно, торжества тщательно готовились на официальном уровне. Получалось так, что сначала обществу предлагали вспомнить важнейшие события «Романовского» периода истории России, а потом отдать должное и самой династии. Если говорить о военной истории, то ближайшая к 1912 г. война из прошлого была такой, о которой вспоминать не хотелось. Русско-японская война рассеяла надежды одной из придворных партий на «маленькую победоносную» кампанию. И вот взамен этого обществу предложили воспоминание о большой победоносной войне, которое могло хоть немного сгладить накопившиеся в обществе противоречия.

Впрочем, разные политические силы рисовали как минимум три истории войны, совершенно несходные между собой и прямо конкурирующие. Монархическая, правая версия главным виновником победы называла Александра I и как на важнейший фактор указывала на единение всех сословий вокруг него. Либеральная версия подчеркнуто принижала роль императора и переносила главный акцент на обобщенный образ народа, а также на полководцев во главе с М.И. Кутузовым. Наконец, революционная версия объявляла и императора, и полководцев бездарными, а победу над французами случайной, при этом социалистические издания вообще меньше других уделяли внимание этой теме.

Многие споры в 1912 г. касались духовенства. Актуальнейшим вопросом было массовое участие духовенства в выборах в Государственную думу IV созыва. Поднимались и более общие темы – об отношение к духовенству в целом, к Церкви, к религии. В рамках данной статьи мы покажем, как в этих сюжетах использовались исторические аргументы, прежде всего связанные с Отечественной войной 1812 г.

Выборы в IV Думу проходили в сентябре-октябре 1912 г., а на август приходилась кульминация предвыборной кампании. Тот же самый месяц вместил и главные празднования в честь столетнего юбилея войны. В то время почти во всех газетах соседствовали материалы о выборах и о юбилее, и между ними можно проследить идейную связь.

Одной из главных тем предвыборных споров стало участие в выборах духовенства. Правые стремились ввести в число депутатов как можно больше священнослужителей для создания послушного правительству большинства. Главным вдохновителем этой идеи стал обер-прокурор Святейшего Синода В.К. Саблер. Он ратовал и за созыв Собора в 1912 г., который можно было приурочить к столетнему юбилею Отечественной войны, но вместо того было создано Предсоборное совещание. В думской предвыборной кампании Саблер, действуя через епархиальных архиереев и синодальных чиновников, организовал очень активное участие духовенства, составившего высокий процент среди выборщиков в нескольких куриях. Обер-прокурор предлагал создать в Думе отдельную большую фракцию духовенства во главе с архиепископом Евлогием (Георгиевским), но тот отказался. О грядущем массовом наплыве священников в парламент стали писать все, речь шла о 100-200 депутатах (из 442). П.Н. Милюков вспоминал, что Саблер подвергся очень мощной критике, а председатель Совета министров В.Н. Коковцов дал «распоряжение сократить количество священников, и их число было намечено то же самое, как и в III Думе. Этот заказ был исполнен аккуратнейшим образом: прошло то самое число, которое было намечено»[1]. Всего в число депутатов было избрано 47 священнослужителей.

Доводы за и против священников-законодателей часто брались из истории. Перед выборами 1912 г. думское духовенство III созыва выступило с заявлением, в котором рассказало о своей борьбе с противниками церковных учреждений: «аргументы, почерпнутые из истории тысячелетнего служения России Церкви и духовенства, всегда были сильны и несокрушимы своею внутреннею правотой. Но, не достигши успеха в борьбе принципиальной, наши противники прибегали к грубой силе большинства…». Противниками прежде всего были октябристы. И думские священники обращали к собратьям призыв «не повторять нашей ошибки и, не взирая на крик противников наших о клерикализме, употребить все меры к тому, чтобы в 4-й Гос. Думе составить свою отдельную группу»[2].

1 рубль 1912, 100-летие Отечественной войны 1812 г.

«Московские ведомости» выступали за «фиолетовую» Думу и одновременно отдавало должное духовенству XIX в. Материал о его участии в войне 1812 г. назывался «Скромные герои». В нем делался однозначный вывод: «…Московское духовенство… стояло вполне на высоте своего призвания…»[3] Подобных очерков было еще больше в церковной печати. Скажем, в «Московском церковном вестнике» публиковались статьи протоиерея А. Никольского о подвигах духовенства в 1812 г. Обзорная статья вышла в духовно-нравственном журнале «Кормчий». Автор признавал, что роль духовенства в событиях столетней давности была не такой заметной, как подвиги военных, но считал ее не менее значимой. Заслуги клириков он видел в молитве за русское воинство (и в отказе молиться за Наполеона на территориях, занятых его армией); в горячей проповеди, призывах к борьбе с врагом, в утешении страждущих; в исповеди и причастии для воинов, в т.ч. на поле боя; в денежных пожертвованиях на ополчение; в защите святынь вплоть до мученичества; наконец, в участии некоторых церковнослужителей и детей духовенства в боевых действиях – в ополчении, партизанских отрядах. В конце статьи подводился итог: «Русское духовенство на протяжении всего своего исторического существования всегда жило жизнью народа, радуясь и страдая вместе с ним, всегда являлось передовою дружиною русского народа, было огненным столпом на пути его исторической жизни…»[4]

В право-монархической газете «Земщина» проводилась прямая параллель между 1812 г. и выборами 1912 г. Наполеон сравнивался с евреями, которые «также разоряют Россию, оскверняют святыни, убивают тысячи верных сынов родины». Бороться с ними предлагалось путем «проникновения в Думу духовенства в большем числе, чем было его представителей в прежней Думе». Эта заметка саркастически комментировалась в газете большевиков «Правда»: «Очевидно, «Земщине» «скромные батюшки» рисуются в роли новых “Кутузовых”»[5]. Епископ Григорий (Вахнин) в Орле на предвыборном собрании епархиального духовенства ратовал за партию националистов и тоже прошелся по еврейскому вопросу: «изменники среди духовенства» «пошли за разными жидами Марксами, для которых интересы жидов, масонов и социал-демократов сделались наиболее дорогими». Вывод делался неожиданный: «Помните Христа. Он интересы еврейского народа ставит на первый план. Поэтому и мы должны твердо помнить, что на первом месте у нас должно стоять все русское». Разумеется, газета «Русское слово» не могла не поймать владыку на слове. Журналист сопоставил фразы про евреев и жидов и заключил: «Вот что получается, когда служитель Христа заставляет своего Господина голосовать за националистов». «Святейшему Синоду… следовало бы преподать ретивым не по разуму епископам указания не вовлекать Иисуса Христа в нечистую политическую борьбу»[6].

Тема единения сословий в 1812 г. также вызывала споры. Она была проиллюстрирована на настольной юбилейной медали, в которой лицевую сторону украсил портрет Александра I, а оборотную – изображение престола с предстоящими представителями четырех основных сословий: священника, воина, купца и крестьянина. Они были запечатлены в момент принесения присяги, смысл сцены был подкреплен надписью: «МЫ ВСЕ В ОДНУ СОЛЬЕМСЯ ДУШУ». Впрочем, эта идея в начале XX в. не всем была по душе. В близкой к октябристам газете «Вечернее время» вышла заметка с критикой рисунка юбилейной медали. Утверждалось, что невозможно помещать туда священника как «представителя касты, которая сто лет назад предпочла остаться в стороне от народного движения».

Различные партии (от октябристов и левее), промышленники, крупные землевладельцы прямо высказывались против депутатов-клириков, указывая в качестве лишнего аргумента на недостойное поведение священнослужителей в 1812 г. В том же «Вечернем времени» духовенство укоряли в том, что оно якобы ни морально, ни материально не участвовало в тех жертвах, какие несли в ту пору все другие сословия. В издании прогрессистов «Утро России» был опубликован целый цикл статей, рисующих участие духовенства в войне черными красками. С подписью Пер Гинт вышло «Сказание о попе Петре, человеке Пруднике и антихристе Наполеоне», где высмеивались недалекость и суеверие духовенства[7]. А А.В. Амфитеатров (писатель и публицист, сын протоиерея Валентина Амфитеатрова) словно объявил войну духовенству. Он поместил в «Утре России» несколько статей, говоря о «безучастии» духовенства к событиям 1812 г., о том, что одни были предателями (Могилевский архиепископ Варлаам и многие в его епархии), другие «бежали куда глаза глядят и попрятались по углам» (Смоленская и др. епархии). Упоминал «полуживого от дряхлости митрополита Платона», «оробевшего Августина» и пр. Амфитеатров делал и такое наблюдение: «Прочитав десятки мемуаров, вышедших из-под священнических и, в особенности, архиерейских перьев, я, с изумлением, должен признать, как общее правило: если в них не звучит вопль, так сказать, шкурный вопль личных потерь, то нет никакого вопля вовсе. Чувство подменено холодным семинарским риторством». Наконец, автор апеллировал к авторитету Л.Н. Толстого: деятельность клириков «под военной грозой была настолько ничтожна, что, например, Толстой в “Войне и мире” мог весьма спокойно обойтись без духовного сословия, не только не выведя на сцену ни одного его представителя, но даже и не упоминая о нем, словно его совсем в это время в России не существовало». «Творческий инстинкт Толстого обошел духовенство 1812 года как пустое место»[8]. Здесь нельзя не оставить комментария, т.к. реплика Амфитеатрова – это случай так называемого вранья (или поразительной невнимательности). В «Войне и мире» есть многочисленные описания священно- и церковнослужителей. В частности, подробно обрисованный священник читает в храме молитву о спасении России от вражеского нашествия, дьячок спасает Петю Ростова в давке на Соборной площади и т.д.

Обвинения в недостойном поведении во время войны предъявлялись и другим религиозным группам, прежде всего старообрядцам, католикам (полякам) и иудеям. Их представители в печати, в свою очередь, оправдывались и старались доказать, что их не в чем упрекнуть. Редактор газеты «Русское слово», выступавшей в поддержку старообрядцев, А.С. Панкратов признал связь между исторической критикой и современной политической борьбой: «Известно обвинение, которое кидается старообрядцам:

– В двенадцатом году они изменили. В награду за измену французы охраняли Преображенское кладбище.

Когда черносотенная печать хочет ошельмовать Гучковых, она говорит:

– Их предки изменили и перекинулись к Наполеону»[9].

В самом деле это представление (с некоторыми вариациями, касающимися названий кладбищ) было довольно популярным и актуализировалось во время предвыборной кампании 1912 г. К примеру, в юбилейной серии почтовых открыток И.Е. Селина одна карточка называлась «Депутация старообрядцев Рогожского кладбища к Наполеону». Надпись сзади гласила: «Старообрядцы Рогожского кладбища с почетом встретили Наполеона, поднесли ему хлеб-соль и выпросили у него разные льготы». Панкратов доказывал, что это клевета, причем возникшая после войны. Сами старообрядцы не только отбивали атаки, но и переходили в наступление. В своем журнале «Церковь» они поместили ряд материалов о Платове, в которых были подобраны доказательства (выглядящие не слишком убедительно) того, что герой Отечественной войны был старообрядцем[10].

Нередко в юбилейном контексте поднимались более фундаментальные темы: религия и безбожие, разрушение, революция. Идеологическое противостояние переходило в борьбу за души людей. Протоиерей из Тифлиса М. Пашкевич среди причин победы в войне называл важнейшей веру русского народа. Он противопоставлял действия Наполеона и французов (пренебрежение к вере местного населения, кощунства) и Александра I (молитва, посещение монастырей, пение псалмов в сельской церкви вместо заболевшего псаломщика). Именно в разном отношении противостоящих сил к религии автор видел глубинную причину итога войны[11]. Интересна чисто интеллектуальная интерпретация этой идеи у французского профессора Э. Номана, который дал интервью «Варшавскому дневнику» во время столетнего юбилея. Ученый указывал на недопустимое отношение французов к православным святыням в 1812 г., что озлобляло местное население и приводило к ожесточенному сопротивлению[12].

Круглая юбилейная дата подталкивала многих к сопоставлению реалий столетней давности и современных, в т.ч. и религиозной ситуации. Французский анархист Г. Эрве в своей газете «La Guerre Sociale» оставил знаменательный комментарий по поводу Бородинских торжеств: «Все приходит в свое время… Были времена, когда и французская армия, предводительствуемая своими королями и императорами, в той же потрясающей своей величественностью тишине с благоговением и обнаженною головою слушала также утреннюю и вечернюю молитвы. Но эти времена прошли, и мы надеемся, что они уже не вернутся. Здравый разум подсказал Франции, что ее армия может обойтись и без этих грандиозных сцен, и мы почтительнейше исключили Бога из армии, как уже исключили Его из наших судов, из школ, из больниц и отовсюду. Россия, вырвавшаяся из уз самодержавия и успевшая обзавестись уже своим народным представительством, идет в последнее время быстрыми шагами по пройденному уже Францией пути прогресса, и есть все основания ожидать, что вскоре и она последует примеру своей союзницы и расстанется со своим Богом самым радикальным образом, как с ненужным и отжившим свой век предрассудком. Как ни трудна еще работа русской молодой Думы, но в этом направлении ею уже немало сделано для просвещения русского народа, и можно быть уверенным, что успешно доведет это дело до конца»[13].

Некоторые представители православного духовенства говорили о том же процессе, происходящем в русском обществе, но, конечно, оценивали его по-иному. 27 августа 1912 г., в ходе юбилейных торжеств Московский митрополит Владимир (Богоявленский) выступил с речью при входе императора Николая II в Успенский собор. Наполеона архиерей называл внешним врагом. Он, «действуя огнем и мечом, истреблял только материальное богатство России и убивал только тело русского человека». А спустя столетие более страшный внутренний враг – дух безверия и безбожия, «действуя губительным учением космополитизма, социализма и анархизма, расхищает его духовное сокровище, убивает его душу, его веру»[14]. Более подробно об этом писал священник А. Суровцов в журнале «Троицкое слово»: сатана «наслал Наполеона и масонов на Россию, подкапывался под самодержавие и православие, но должно быть – не у прииде час – благочестие и вера в русском народе были еще настолько крепки, что монастыри пережили свое лихолетие, православие уцелело и самодержавие устояло. До 1904 года казалось, что все у нас обстоит благополучно… но только казалось; а сатана не забыл нас. Когда он увидел, что грозы с запада проносятся над Россией благополучно, тогда двинул грозу с востока, откуда ее совсем и не ожидали… А что будет, если мрачные, зловещие тучи, снова сгущающиеся на востоке и давно стоящие на западе, сдвинутся и разразятся над самым сердцем России?! Что если явится новый Наполеон, да еще не только с грозой военной, но и со знамениями и чудесами ложными?.. И теперь уже народ ослабел в вере и охладел к Церкви Божией, и теперь стали грабить храмы Божии и кощунственно посягать на вековые святыни… Первая Дума уже думала поживиться церковными и монастырскими землями… Пока не взят у нас совсем «удерживающий»… – поживем; а как только – сохрани Боже! – объявится конституция во всей ее поганой силе… к нам за измену православию, может быть, придет уже сам сын погибели»[15].

Отметим, что Думу люди, по-разному к ней относящиеся, в равной мере помещали среди сил, противостоящих христианству. Цитированные выше авторы не видели прямой зависимости между событиями столетней давности и современными, скорее подчеркивая, как много изменилось за прошедшее время. В то же время находились и те, кто такую зависимость прослеживал. «Анархист-мистик» (по собственному определению) Т. Ардов в «Утре России» писал о том, что главной миссией Наполеона было распространять идеи Французской революции. В России миссия закончилась, «но дело его… не погибло. Семена, брошенные им, и здесь дали всходы, только бледные, чахлые, среди этой северной природы… В поединке личности и множества, Наполеона и русского народа, пала личность, но пала, заронив во «множестве» огонь своего факела…»[16] Тем самым Т. Ардов примерял на французского полководца благородный образ Прометея и намекал на то, что от его факела со временем разгорелся пожар Русской революции. Мыслитель В.В. Розанов тоже рассуждал об этой миссии французов, но с совсем другой оценкой: Наполеон не «зажег», а «заразил»: «…Победитель 12-го года заразился всеми гнилостными началами разложения от побежденного… Мы побежали за зараженными веселостями Запада, за его литературой, публицистикою, за его злобой, смехом, остроумием; за его вообще отрицанием, а не за великим утверждением…» Розанов делал интересный вывод: «Весь XIX век вообще оказался недостойным, оказался мал перед 12-м годом…»[17]

И в заключении нельзя пройти мимо мистического совпадения, связанного с юбилейными торжествами 1912 г. На Неве к праздничному салюту готовились на минной эскадре, а также на знаменитом в будущем крейсере «Аврора». Согласно плану салют с военных судов должен был начаться после сигнала – двух пушечных выстрелов из Петропавловской крепости. Однако «Аврора» по ошибке начала салют раньше других – уже после первого выстрела. Капитан корабля получил строгий выговор[18]. В этом маленьком недоразумении трудно не увидеть мистического предзнаменования: через пять лет прозвучал еще один роковой выстрел «Авроры», который подвел черту под эпохой споров о духовенстве и Церкви и открыл эпоху их уничтожения.


ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Показания П.Н. Милюкова // Падение царского режима. М.; Л., 1926. Т. 6. С. 302.
[2] Заявление думского духовенства // Рязанские ЕВ. 1912. Отдел неофициальный. № 15. С. 659-660; Курские ЕВ. 1912. № 15. С. 345.
[3] Басаргин А. Скромные герои. (Московское духовенстве в 1812 году.) // Московские ведомости. 1912. № 209.
[4] В-ев. Русское духовенство и отечественная война // Кормчий. 1912. № 34, 35.
[5] Правда. 1912. № 103.
[6] П-в. Епископ Григорий // Русское слово. 1912. № 128.
[7] Пер Гинт. Сказание о попе Петре, человеке Пруднике и антихристе Наполеоне. (Из легенд одной церковной летописи) // Утро России. 1912. № 172.
[8] Амфитеатров А.В. Наполеонов архиерей // Утро России. 1912. № 98; Он же. Русское духовенство в войну 1812 года // Там же. № 181-182.
[9] Панкратов А.С. Старообрядцы и Наполеон // Русское слово. 1912. № 201.
[10] Герой Отечественной войны – старообрядец граф Платов // Церковь. 1912. № 35; Козьмин Т. Еще о графе М.И. Платове // Там же. № 38.
[11] Венок на могилу доблестных русских героев Отечественной войны 1812 года. Окружного наблюдателя церковных школ Грузинского Экзархата, протоиерея М. Пашкевича. Тифлис, 1912.
[12] Дневник печати. Французы о войне 1812 года // Московские ведомости. 1912. № 215.
[13] Нилус С.А. Близ есть, при дверех. СПб., 1997. С. 200.
[14] Московские ведомости. 1912. № 200.
[15] Троицкое слово. 1912. № 138.
[16] Ардов Т. Судьба Наполеона // Утро России. 1912. № 197.
[17] Розанов В.В. 1812-14 годы и их возможное идейное значение // Новое время. 1912. № 13103.
[18] Строгий выговор командиру крейсера «Аврора» // Биржевые ведомости. 1912. № 13142.

ОБ АВТОРЕ: Запальский Глеб Михайлович, кандидат исторических наук, доцент.