1918 год. 18 августа

Как часто в моей жизни, в унынии хватаюсь за Шопенгауэра и раскрываю, где попадется. На этот раз он меня не удовлетворил

/.../ Как часто в моей жизни, в унынии хватаюсь за Шопенгауэра и раскрываю, где попадется. На этот раз он меня не удовлетворил. Или отвратительный фетовский перевод (I т.), или влияние осмеянной Шопенгауэром манеры немецких философов, но чувствуются неясности и ненужные хитросплетения. Думаю — не излишество ли это — отделять волю от представления? Ведь сущность всех вещей, субстанция мира, — одна. Назовите ее Богом или миром — безразлично. Все, что у нас кажется отдельными явлениями, на самом деле явления сплошные и неотделимые друг от друга. То, что нам кажется волей, не есть нечто чуждое представлению, а по существу одно. Кант уверяет, вместе с некоторыми древними мудрецами, что мы не знаем мира, а знаем лишь наше представление о мире. Но что же это значит: «наше» и «представление»? Ведь мы — это и есть мир, и наше представление есть представление мира о самом себе. Во мне — одно, в вас несколько иное, а в других — третье, но во всякой точке мировой сущности есть некоторая жизнь, которая: а) действует, б) чувствуется, как воля, в) чувствуется, как представление. Сказать, что мир есть воля или мир — мое представление одинаково неверно. О мире всего правильнее сказать, подобно Евреям, что Он — Сущий. Из его существа вытекает всякое другое будто бы «отдельное» существо и всякое самочувствие его.
Серьезно учить, что жизнь сама по себе есть бедствие и что всего лучше, если довести волю к жизни к уничтожению, по-моему, ошибка. Страдание, как и радость, — не философские понятия. Дряхлый нищий, под конец жизни все еще вымаливающий милостыню, поступает правильнее, нежели Гартман, рекомендующий массовое самоубийство: на большинство страданий своих он смотрит с презрением, почти не замечая их. Немножко солнца и голубого неба, глоток свежего воздуха, и человек счастлив. Но если, подобно Диогену, он докатится до душевной пропасти и почувствует, что дышать не стоит, то и это вполне естественно — для него. Нельзя утверждать, как делают буддисты, что мир — Майя, призрак, потому только, что представление наше о мире колеблется. Под всяким представлением есть что-то сущее и оно существует независимо от того, представляю я его себе или нет. Это сущее едва ли правильно считать волей — приурочивая к человеческой воле. Наша человеческая воля есть тоже представление о какой-то силе, нас толкающей, но непонятной.