1918 год. 23 марта

В XX веке русский народ — народ, да не тот

/.../ Изменили идолы самодержавия, подобные бутафорским кремлевским башням, — красивые, высокие, величавые и... совсем никому не страшные. Изменили идолы православия, подобные кремлевским куполам и колокольням — отжившая кристаллизация народного духа ввысь, сталагмиты мертвые, поднимающиеся к пустым небесам.
Изменили идолы народности, все эти Минины, Сусанины, Платоны Каратаевы, Власы, Савельичи и пр. и пр. Милое дворянство наше прозевало великую химическую реакцию народного духа с наводнением новых бунтовских идей. В XX веке русский народ — народ, да не тот. Лучше или хуже — другой вопрос, но все же это другой Федот, — не Пахомович, а Либкнехтович по батюшке. Да, вы правы, — на базарах народ по-прежнему и кажется еще хуже сквернословит: буквально через два слова в третье у него х... или е...м.., — до того обнищало воображение выродившейся породы, что ругательство обратилось в какой-то алгебраический знак, вроде X, заменяющий всякое недостающее понятие или слово. Народ одичал, это верно, — но, стало быть, он изменился против того культурного уровня, на котором стоял в крепостные времена. Он потерял поэзию веры, мораль, философию старой патриархальной власти, вежливость всех этих дисциплин и ум, свойственный всякому сложившемуся в веках стилю. Стиль есть красота, и в красоте — максимум осуществленного природой ума. Все это простонародьем растеряно — и что же осталось? Первобытный дух праздности, уныния, любоначалия, празднословия, сладострастия, озлобленности. Этот демонический многочлен называется свободой. Что тут уже ни запаха не осталось от розового масла идеализма и героизма, показывает громогласное заявление большевика Лашевича в цирке Чинизелли 2 апреля н. с.: «Свобода печати, свободы личности, свобода собраний — все это буржуазные предрассудки. Мы от этого отрешились. Мы прямо признаем, что если нам не желают подчиняться добровольно, то мы употребляем для этого силу». Коротко и просто! Тирания умерла, да здравствует тирания! Во вчерашней газете прочел в статье «Genius Loci» какого-то П. А. сравнение «Новой Жизни» с «Новым Временем». Сходство будто бы поразительно при полярной противуположности. «Новое Время» была газета бюрократическая, «Новая Жизнь» газета пролетарская. «Новое Время» проповедывало узкий племенной национализм, «Новая Жизнь» купается в волнах безбрежного космополитизма, в «Новом Времени» писал Меньшиков — это пугало русской передовой интеллигенции, в «Новой Жизни» придается несвоевременным размышлениям М. Горький — недавний обожаемый кумир той же интеллигенции. Из этого узнаю в посмертном теперешнем существовании, что я был когда-то «пугалом русской передовой интеллигенции». Ну, что же? Не знаю, как чувствует теперь себя в глубине совести обожаемый кумир той же «передовой интеллигенции», но там — в глубине совести — мне не стыдно. Кажется, я вернее М. Горького разгадал истинное существо «русской передовой интеллигенции». Оно именно теперь дозрело до формулы Лашевича, комиссара по продовольствию петроградской коммуны. Тирания — pus sang, только снизу.