1934 год. 27 мая

На протяжении даже короткой нашей жизни мысль о желтой опасности стала уже не галлюцинацией отдельных капризных умов, а реальной действительностью

Я уже говорил Вам, что основные недостатки и Вашей статьи, и почти всех евразийских выступлений по поводу ее заключаются в оторванности от плоти жизни; тут более надуманности, чем подлинного ощущения действительности. Не вскрыв настоящих в их психических и физических глубинах причин современного кризиса, нельзя говорить и о путях исцеления. Вы напоминаете врача, который, не поставив диагноза, уверяет, что больной излечится смесью уже принимаемых им лекарств. Конечно, самая постановка диагноза в наших условиях неизбежно окажется субъективной. Но все же тогда получилась бы логическая схема: я понимаю болезнь так-то и предлагаю такое-то лечение. А в настоящем своем виде статья меня не удовлетворяет.

Я лично воспринимаю ситуацию так. Белая раса (в силу многих причин, о которых мы отчасти говорили ранее) утрачивает былую дисциплинированность, расовую и национальную спайку и вступает в полосу социального распада. Массы населения развинчиваются и вульгаризируются, заражая ядом разложения и часть верхов. Со своими техническими достижениями она до известно степени напоминает французского парикмахера, выигравшего пять миллионов. Он отрывается от привычного уклада, ссорится с женой, ругает детей и, не научившись как следует управлять Ролл[с]-Ройсом, давит встречных в своем бесцельном слоняньи по свету. – Но для отдельного парикмахера остается надежда в конце концов успокоиться, вернуться к семье и мирно закончить жизнь. Но социальная, как и биологическая, эволюция наций и рас не обратима. Вавилонские башни цивилизаций не способны „доживать“ свой век: они разрушаются всемирными социальными потопами.

Вопрос осложняется еще тем, что белое человечество не одно на земле, а довольно остро противостоит цветным расам. На протяжении даже короткой нашей жизни мысль о желтой опасности стала уже не галлюцинацией отдельных капризных умов, а реальной действительностью. И я не сомневаюсь, что процесс распада европейской культуры будет значительно ускорен давлением извне.

С такими предпосылками в сознании я, естественно, скептически отношусь к Вашим попыткам наметить будущее. Мало того, что Вы не определяете болезни, Вы и в лечении ее целиком исходите из сегодняшнего дня. Подумайте сами, что бы при таком способе „синтеза“ Вы могли предсказать лет двадцать назад? Или Вы предполагаете, что предстоящее двадцатилетие будет менее богато неожиданностями? Наша эпоха революционна в подлинном смысле слова. Она гораздо революционнее самого коммунизма. Рассчитывать на эволюцию идей теперь не приходится. В частности, нужно никогда не забывать, что переживаемый нами экономический кризис (кризис капитализма, как его часто – и на мой взгляд ошибочно – называют) есть сравнительный пустяк; это – лишь деталь общего социального кризиса (или кризиса культуры).

С сожалением вижу, что и в евразийстве еще слабо ощущение действительного трагизма нашего времени.

„Фашизм и коммунизм движутся единой интуицией“ – эта мысль близка евразийству; история пойдет по этому пути, – заявляет Савицкий.

Мне тут, равно как и в ряде других мест, приходится только пожимать плечами.

Но писать обо всех частностях долго.

Е.Я[шнов].