1915 ноября 30

Москва

Милостивый государь Сергей Михайлович!

Очень извиняюсь, что до сих пор не ответила на Ваше письмо. Исполняя Ваше желание и просьбу Сергея Михайловича Соловьева, я постараюсь поделиться с Вами моими воспоминаниями о Владимире Сергеевиче. К счастию, у меня сохранились дневник, мои письма того времени к моей матери, где очень подробно описывались все наши встречи с ним и беседы, благодаря чему я вполне могу воспроизвести их, хотя с тех пор прошло уже более 35 лет.

Познакомилась я с Влад(имиром) Серг(еевичем) в 1879 г. в селе Дубровицах Подольского уезда у наших общих знакомых Поливановых. Мы проводили лето около них на даче в Ивановском. Владим(ир) Сергеев(ич) часто приезжал туда вместе с другом своим — Львом Михайловичем Лопатиным, чтобы отдохнуть в близкой ему семье, и на это время оставлял все свои занятия.

Нас собирался там большой кружок молодежи, устраивались спектакли, которые Влад(имир) Серг(еевич) охотно посещал и вообще принимал участие во всех наших затеях, как ни странно это казалось. Напр(имер), он очень любил играть в так называемый «зверинец». Выбирал себе роль самых диких зверей, и игра эта кончалась тем, что Влад(имир) Серг(еевич) разражался таким неудержимым, ему одному свойственным, смехом. Поднимался такой шум, что прибегали старшие узнать, что случилось. Мы все очень гордились его участием в наших затеях.

Зимой того же года я продолжала встречаться с Влад(имиром) Серг(еевичам) в доме моей тетки П. Н. Венкстерн (проживавшей на Старой Конюшенной), у которой я тогда гостила. В то время у нас основался кружок любителей, ставивших пьесы Шекспира, который вскоре завоевал себе некоторую известность в Москве под названием Шекспировского кружка. Руководителями его были Лев Иванов(ич) Поливанов, Р. М. Павлов и С. А. Юрьев.

Влад(имир) Серг(еевич) относился с большим интересом к Шекспир(овскому) кружку, любил бывать на репетициях и вместе с нами волновался на представлениях. Мне пришлось играть в «Гамлете» роль Офелии. Кроме того, у нас ставились пьесы и совсем другого характера: юмористические сочинения наших братьев и их товарищей, в которых Вл(адимир) Серг(еевич) тоже участвовал как автор. Напр(имер), в «Альсиме». Вл(адимир) Серг(еевич) сам в них не играл, но не пропускал ни одного представления, садился всегда в первом ряду и подбадривал актеров, начиная в смешных местах громко смеяться своим характерным смехом, заражая им и остальную публику. Мы уже заранее радовались, когда Влад(имир) Серг(еевич) являлся на эти представления, зная, что наверно успех их был обеспечен.

У нас часто устраивались танцевальные вечера. Влад(имир) Серг(еевич). сам никогда не танцевавший, очень любил смотреть на нас — молодежь, причем его любимой позой было стоять, прислонившись к двери кабинета, скрестив руки, и смотреть на нас своими необыкновенными глазами, с доброй, снисходительной улыбкой на устах. Он часто делал свои наблюдения и потом сообщал их нам.

Иногда все-таки Владим(ир) Серг(еевич) поражал нас своими странными выходками. Помню, как однажды мы возвращались целой компанией молодежи от одних знакомых. Вечер был чудный, и мы решили идти пешком. Влад(имир) Серг(еевич) шагал рядом своими длинными ногами. Вдруг мы видим, что он сходит с тротуара, подходит к извозчику и высыпает ему всю мелочь из своих карманов со словами: «Вот тебе, голубчик. Только, ради бога, не приставай ты к нам. Видишь, какая чудная ночь!» Много мы тогда шутили и смеялись над этой выходкой.

В то время Соловьев начал уделять мне особенное внимание, стал искать постоянных встреч со мной, ездить даже на коньки к Фомину, где мы катались, мерз, простужался и все-таки ездил. Когда мы собрались на так называемый «бал маркиз» в Благородном собрании 27-го декабря, он просил позволения приехать посмотреть на наши туалеты. Все это было так несвойственно Вл(адимиру) Серг(еевичу), что обратило общее внимание, и молодежь не преминула начать меня дразнить, говоря, что я «покорила философию нашего века».

Тогда же Вл(адимир) Серг(еевич) задумал вдруг писать светский роман и приходил советоваться со мной относительно своей героини. Однажды он ужасно насмешил, прося описать ему дорожный туалет молодой дамы, чтобы это было comme il faut и чтобы непременно было что-нибудь розовое в голове, и остался очень доволен, когда я ему описала такой туалет. Кажется, роман этот никогда не был докончен.

Мне очень льстило внимание Влад(имира) Серг(еевича). Я гордилась тем, что он находит удовольствие в беседах со мной, но, будучи еще очень молоденькой девушкой, я не придавала его ухаживанию особенного значения. Все мы были как-то немножно заинтересованы друг другом, и поэтому я была страшно поражена и огорчена, когда в январе той же зимы, уже в 1880 г., Влад(имир) Серг(еевич) сделал мне предложение.

Вот так я описала это своей матери:

«В день моего рождения, 16-го января, Соловьев сделал мне предложение. Я замечала уже давно, что он немного ухаживает за мной, но никак не ожидала такого окончания! 16-го на вечере он был очень грустен и расстроен; несколько раз подходил ко мне, начинал говорить, но кто-нибудь всегда мешал. Наконец, во время мазурки он мне сказал, что, вероятно, не успеет мне объяснить свою просьбу, но чтобы я после его ухода взяла книгу, котор(ая) лежит на столе в кабинете моего двоюродного брата, и прочла бы подчеркнутое место на 150-й странице. Это было уже четыре часа утра, так что мне недолго пришлось ждать. Оказалось, что это были стихи Гейне, а подчернутое место: «Sei mein Weib, sei mein Herz dein Vaterland und Vaterhaus» (Будь моей женой, да и будет мое сердце твоей родиной и отечеством). Как мне жаль, что он это сделал! Я перед ним преклоняюсь, как перед гением, считаю его хорошим человеком, но никогда не думала быть его женой: есть в нем много черт мне несимпатичных, много странностей, иногда он бывает очень резок и нервен, а главное — я не люблю его. Но как тяжело мне его огорчить! Благослови меня, милая мама. Дай бог, чтобы я сумела ему так сказать, чтобы это его не обидело и не огорчило».

Через несколько дней Соловьев к нам приехал за ответом. Вот что я писала матери:

«Вчера я решительно отказала Соловьеву. До этого вторника он все хворал, и первый его выход был к нам, хотя он еще не совсем поправился. Не могу описать тебе, до чего мне было тяжело! Он все время подходил ко мне, но я долго не решалась заговорить. Наконец, видя, что надо решиться, я остановилась посреди залы, и тут у нас произошло объяснение. Он спросил меня, вполне ли я поняла, что было подчеркнуто в книге? Я ответила — «да», т. е. что поняла, и обратилась к нему, чтобы сказать «нет», но была до того взволнована, что у меня недостало голоса, и я только могла пошевелить губами. Соловьев сам был ужасно расстроен, но хотел все-таки дать мне успокоиться. Помолчав немного, он опять спросил: «Вы ведь поняли, что я этим хотел сказать! Другими словами, я делаю Вам предложение. Согласны Вы или нет?» Собравшись с силами, я ответила только «нет», не прибавляя ничего. Он тоже ничего не сказал, и мы молча простояли несколько минут, не решаясь взглянуть др(уг) на друга, и потом разошлись в разные стороны. Мне до того было жалко Соловьева, что, кажется, чтобы утешить его, я даже вышла бы за него. Такое у него было страдальческое лицо».

После этого мы некоторое время не виделись с Влад(имиром) Серг(еевичем), но в феврале 1880 г. опять с ним встретились на вечере у П(авловы)х. Вот что я писала матери об этой встрече:

«На вечере у П(авловых) у нас с Соловьевым был разговор, после которого мне стало легко и весело на душе. В начале вечера он был чрезвычайно мрачен, но потом улучил минутку, когда я осталась одна, и сказал, что ему надо поговорить со мной. Я так и чувствовала, о чем он заговорит, и действительно угадала. Он спросил меня, должен ли он считать мой отказ моим последним словом или это может перемениться? Я сказала ему, что ответила «нет» потому, что не чувствую в себе той любви, которая одна может заставить меня переменить решение, что я глубоко уважаю его, но думаю, что он бы сам был недоволен, если бы я ответила ему «да», не имея этого чувства. Он тогда спросил, может ли оно явиться со временем и согласился сам со мной, что на это я не могу ответить, т. к. по желанию нельзя ни полюбить, ни разлюбить человека. Ему, кажется, очень понравилось, что я с ним так доверительно поговорила, и он мне это даже выразил: «Не всякая женщина могла бы так правдиво и откровенно ответить. Я никогда этого не забуду и искренно Вас за это благодарю. Я сделал ошибку, заговорив слишком рано о своем чувстве». Я еще сказала, что лучше, что так все кончилось: слишком мы разные люди, разные у нас вкусы и взгляды. «Неужели Вы думаете, что я стал бы Вас стеснять? Я понимаю молодость!»

После этого разговора он стал очень весел, и мы расстались друзьями. Хотя я ему не дала никакой надежды, но боюсь, что она у него осталась».

Вскоре я уехала из Москвы и все лето не видалась с Влад(имиром) Серг(еевичем). Осенью 1880 г. мы опять встретились, и у нас установились самые дружеские отношения. Мы даже ездили целой компанией вместе с ним и его другом Львом Мих(айловичем) Лопатиным к Троице. Посетили там схимника Варнаву, который долго беседовал с Соловьевым и на прощание ему сказал: «Будешь ты большим князем!» Вероятно, предрекая его мировую известность.

После этого мы опять долго не видались с Влад(имиром) Сергеевичем, но добрые отношения у нас сохранились навсегда, и даже после моего замужества он несколько раз бывал у меня в доме. Последние годы его жизни мне не приходилось с ним встречаться, хотя я имела постоянные сведения о нем через Л. М. Лопатина.

Вот, милостивый государь, мои воспоминания о В. С. Соловьеве, которые я могу предоставить в Ваше распоряжение. Писем Владимира Сергеевича у меня не было.

Примите уверения в совершенном почтении

Е. Шуцкая (урожд. Клименко).

P. S. Буду очень благодарна, если Вы известите меня о получении этого письма.

Шуцкая Е. Н. Письмо Лукьянову С. М., 30 ноября 1915 г.Москва // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 415—418. — [Т.] II—III.

Теги:  Биография, Воспоминания

Добавлено: 15.06.2012

Связанные личности: Соловьёв Владимир Сергеевич