Бутурлин М. Д. Письмо графа М. Д. Бутурлина к М. П. Погодину, 19 августа 1874 г. / Публ. [вступ. ст. и примеч.] В. М. Боковой // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2003. — С. 518—522. — [Т. XII].
Граф Михаил Дмитриевич Бутурлин (1807—1876) — историк, действительный член Императорского общества истории и древностей российских, автор известных “Записок”, публиковавшихся в “Русском архиве” в 1897—1901 гг. Бутурлин был в родстве с А. С. Пушкиным (который называл его прообразом Евгения Онегина), а также с другими известными фамилиями (Чернышевых, Разумовских, Дивовых и др.). Получил блестящее домашнее образование (знал четыре языка, кроме родного). В юности путешествовал по Италии, где с 1817 г. почти безвыездно жила его семья, затем служил в гражданской и военной службе, участвовал в двух военных кампаниях (Турецкой и Польской). В отставку вышел в середине 1860-х г.г. и поселился в Тарусском уезде в имении жены, урожденной Нарышкиной, где несколько лет посвятил писанию своих воспоминаний. Умер в 1876 г. от рака лица.
Письмо графа Бутурлина к историку М. П. Погодину печатается по автографу, хранящемуся в ОР РГБ. Ф. 231 / П. Карт. № 3, в современной орфографии с сохранением языковых и стилистических особенностей автора.
***
Село Кариан-Воронцово
(Тамбовской губ. и уезда,
имение Надежды Александровны Гавришенко),
19 августа (1874) года
Ваше Превосходительство, Милостивый Государь
Михаил Петрович!
Прочитав в 2-м отд. назидательного вашего труда “Простая речь о мудреных вещах” в рассказе о смерти Степ. Степанов. Апраксина ваше приглашение читателям сообщить вам какие кто знает подробности о видении, предшествовавшем кончину этого лица1, — осмеливаюсь передать вам то, что лично мне известно и в достоверности чего могу ручаться.
Во-первых: Степан Степанович умер в феврале 1828, а не в 1827 году, как вы пишете: это я знаю наверно, потому что в феврале 1827 года я еще только готовился поступить на службу в Павлоградский гусарский полк, — а С. С. Апраксин умер в Москве, когда я приехал туда в отпуск из Орла (где квартировал наш полк) и приехал я с Александром Дмитриевичем Чертковым2, который тут же при мне сделал предложение моей кузине графине Елизавете Григорьевне Чернышевой3 (в феврале, на маслянице 1828 года) — а я остановился у дядюшки графа Григор. Ив. Чернышева4, жившего тогда (с семейством) в доме кн. Гагарина, что на Знаменке — и где, вслед за помолвкою Елизаветы Григорьевны, мать ее (а моя тетка) графиня Елизавета Петровна Ч(ернышева)5 — скончалась.
Но рассказ мой о Степ. Степ. Апраксине надо вести издалека.
Предполагаю, что небезызвестно вам, что все мое семейство эмигрировало из России в 1817 году и поселилось во Флоренции по причине здоровья моего отца (гр. Дмитрия Петровича), скончавшегося там же в 1829 году — верным до конца жизни нашей православной церкви и погребенный в Ливорне — остальные мои семейные перешли в латинство и уже не возвращались в Россию, где я теперь единственный представитель из старого поколения моего семейства.
Летом 1819 года часть нашего семейства, в том числе и я (мне было тогда 12 лет) нанимали дачу вместе с семейством Сергея (по отчеству забыл) Мальцева6 (отца Ивана Сергеевича, что служит в Минист. иностр. дел) в окрестностях Ливорна для морских купаний. Однажды, когда мы (дети) гуляли все вместе, две старшие дочери (на возрасте) г-жи Мальцовой (старшая из них была Ладыженская, от первого брака г-жи Мальцовой) с швейцарскою их гувернанткою говорили о сверхъестественных явлениях (revenants) и проч. и понятно, что у нас, детей, уши были на макушке, и вот, что старшая (Ладыженская) рассказывала тогда о Степ. Степановиче Апраксине, (бывшем) еще в живых. Это важно в том отношении, что говоря об этом случае, нельзя будет никому сказать, что предсмертное явление С. С. Апраксина est une histoire inventee apres coup*. Итак, девица Ладыженская рассказывала нам, что в Москве живет некий старик Апраксин, который в молодости был очень дружен с кем-то (называла ли рассказчица этого человека князем Долгоруковым — не припомню), был он (Апраксин) вольнодумец, и приятель его, умирая, обещал явиться к нему, когда наступит час кончины Степана Степановича. Это, конечно, очень поразило юные наши воображения.
Теперь перескакиваю к февралю 1828 года. Тетка моя, графиня Чернышева была разбита параличом, а граф Григорий Иванович убит нравственно семейным горем, так как единственный его сын гр. Захар Григорьевич и его зять Никита Муравьев7 были сосланы по декабрьскому событию 1825 года. Управлял их имениями и заведовал их домом (до мельчайших подробностей, как напр., заказывал обувь для молодых графинь) давнишний их приятель (и сосед по орловскому имению) Яков Федорович Скарятин**8. Я уже сказал, что я приехал в отпуск в Москву с Александром Дмитриевичем Чертковым. Он только что вновь определился тогда подполковником в гусарский эрцгерцога Фердинанда (бывший Изюмский) полк одной дивизии с нашим Павлоградским — а я был юнкером. Разнесся слух, что Степ. Степ. Апраксин опасно заболел, каковое известие произвело сенсацию, так как он был из видных московских аристократов-старожилов. Раз приезжает вечером к Чернышевым из Английского клуба Яков Фед. Скарятин и рассказывает, что можно ожидать смерти со дня на день Ст. Ст. Апраксина, потому что он слышал в клубе, что давно умерший приятель Апраксина явился к нему согласно данному им обещанию, чтобы предупредить его о близкой его кончине, — и действительно, спустя два-три дня (а может быть и меньше) Апраксин скончался.
Затем имею вам передать другой весьма замечательный случай по поводу предчувствий, но должен вас первоначально просить, глубокоуважаемый Михаил Петрович, не напечатать его tel quel* без согласия действующих в нем лиц — Настасьи Сергеевны Перфильевой и ее мужа Степана Васильевича9, так как до меня дошли слухи, что есть лицы, недовольные, что вы их выставили en toutes lettres** (простите мою бесцеремонную откровенность) в вашем вышеупомянутом сочинении — без их на то согласия. Конечно, вы можете довольствоваться в настоящем случае выставить одни заглавные буквы их имен, но это повредит авторитетности (так сказать) передаваемого мною факта. — Впрочем, как хотите.
Летом 1845 года были отчаянно больны в Петербурге (и затем обе вскоре померли) Варвара Ивановна Ланская и ее дочь, баронесса Мария Сергеевна Вревская10, жившие в одном доме, но в разных этажах. Туда поскакала Настасья Сергеевна Перфильева, оставивши малолетних детей (всех здоровых) в Москве при ее муже Степане Васильевиче, (бывшем) тогда жандармским окружным генералом. Видит она однажды во сне меньшую свою дочь (годовалого ребенка, или около того), лежавшую в кровати и всю окруженную цветами. Проснувшись, она поражена была этим сном и тотчас написала мужу, прося его известить — здорова ли эта девочка. Ответ пришел, что в самую ночь виденного ею сна ребенок умер скоропостижно от крупа. Вот вам материя для размышления материалистам, как вы справедливо замечаете в вашем сочинении.
В одном из ваших отделов вы упоминаете о Юме11, но ничего не говорите (к моему удивлению) о пишущих столах, (бывших) столь в ходу в 50-х годах. Не прикажете ли вы заполнить этот пробел изложением того, что я видел тогда два раза во время тогдашней моей службы в Рязани при П. П. Новосильцеве12, тогда губернатором там? В таком случае, я займусь выпискою для вас из моих “Записок”13, коими я (как помнится мне, я вам уже говорил) занимаюсь уже семь лет и кои я завещаю моему сыну, так как навряд ли они могут быть напечатанными при моей жизни. В Юме еще можно бы подозревать нечто в роде фокусничества, но в том, что я видел и чем я изумился, не было никакой ни подготовки, ни подкладки, ни самообмана, как думают иные отрицатели того, что необъяснимо для них.
Есть еще одно мое размышление, которое желаю передать вам.
Большинство явлений — призраков, ясновидящих случаев (по-английски second sight) принадлежат, как известно, самым северным странам Европы, напр.: Шотландии, Швеции и пр., а в южных странах, хоть бы в Италии, о них почти ничего не слыхать. Странно, не правда ли? Если же все эти явления суть ни что иное, как плод игривого или экзальтированного воображения, то понятно было бы, если бы места происшествия этих явлений сосредоточились бы на юге, где жители отличаются пылким воображением, несравненно более, чем северные народы. Значит, явления эти не плод воображения, а более вроде действительности. Не знаю, довольно ли ясно я выразил свою мысль?
Слыхали ли вы про цепь, висящую в каком-то старинном замке фамилии Ган в Лифляндии, и одно звено от которой отпадает будто бы при смерти (или перед смертью) всякого мужского члена этой фамилии? А ведь двое из этой фамилии (один из них барон, а другой просто Ган) рассказывали при мне об этом и в разные времена. Да-с. “Много еще такое есть, что мы не знаем, друг Горацио”, — как влагает Шекспир в уста своего Гамлета.
Особенно понравилась мне меткость вашего возражения против материалистической доктрины, что весь строй мироздания ни что более как агломерация (простите этот латинизм) случайностей, что “глина не горшечник, и горшечник не автомат. Встряхните лексикон и не выйдет ли из собрания всех слов языка державинская ода “Бог” или пушкинская “Деревня”? Нет, не выходит”. Это, по-моему, победоносно.
Да, вот еще что я сейчас вспомнил. Когда вы свидитесь с графом Дмитрием Никол. Толстым14 — попросите его рассказать вам чудотворный (именно так) случай, весьма недавно совершившийся над одним его соседом по Данковскому уезду, фамилии коего не упомню. Он был совершенный нигилист, но хороший во всех прочих отношениях человек и нежный муж, а жена его (оба еще живы) религиозная женщина и особенно чтит Св. мученика Пантелеймона. С мужем приключилась неизлечимая, по мнению всех медиков, болезнь, и он видимо таял. Дни его казались сочтены, и вот он видит во сне Св. Пантелеймона. Проснувшись, он просит у жены масла, что было у ней от чудотворной иконы этого угодника, находившейся в соседнем (Данковском же) женском монастыре, и акафист этому же мученику. Легко представить себе и удивление, и радость его жены при такой его просьбе. Он с благоговением осеняет себя целительным елеем и читает акафист — и с той минуты начал поправляться, не то что по дням, а почти что по часам; совершенно исцелился, сделался верующим и теперь жив и здоров. Замечетельно еще то, что граф Дмитрий Николаевич неоднократно ему пророчил, что в нем столько мирских добродетелей, что Всеблагий Господь непременно призовет его к Себе и наставит его на путь истины. Об этом (т. е. об обращении этого человека) знают все данковское дворянство. Полагаю, что это сведение пригодится вам.
Простите мое многоглагольствование, отрывающее вас от важных ваших занятий, но пеняйте на самого себя. Меня к тому побудило и благосклонное ваше ко мне внимание, и печатный ваш вызов читателям сообщать вам все известные им случаи о сверхъестественных явлениях.
С глубочайшим почтением честь имею быть
Вашего Превосходительства покорнейший слуга
гр. Мих. Бутурлин
P. S. Еще скажу вам, что почти окончательно верую в силу слова (по итальянски: la forza della parola). Одна знакомая мне дама в необдуманном (конечно) порыве негодования против ее деревенского образа жизни (от стесненных обстоятельств), от которой она видела, что единственный ее сын, уже взрослый, подвергается порочным наклонностям, воскликнула однажды: — Хоть бы эта проклятая усадьба сгорела! — и что же? Не прошло два года, как усадьба сгорела среди белого дня! При ее родителях и предках этого не разу не случалось.
Да, кстати, если найдете нужным взойти в сношения с Перфильевыми (по вышеизложенному обстоятельству), можете сказать Настасье Сергеевне, что рассказ вам передан мною. Это такая благочестивая и примерная женщина, что вероятно дозволит вам, для Божией славы, напечатать ее имя вполне.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Речь идет о религиозно-публицистической книге М. П. Погодина “Простая речь о мудреных вещах” (М. 1873). О смерти С. С. Апраксина (1747—1827 или 1828), генерала от кавалерии, владельца известного имения “Ольгово”, в ней говорилось: “Князь Василий Владимирович Долгорукий (1738—1784) был очень дружен с Степаном Степановичем Апраксиным. Сей последний неутешно плакал на похоронах своего друга. В ту же ночь покойник явился ему и обещал явиться вторично за три дня до его кончины. Протекло 43 года и весною 1827 года князь Долгорукий действительно явился Апраксину, который через три дня скончался. Желательно иметь более обстоятельное известие об этих явлениях” (С. 191). Во втором издании своей книги М. П. Погодин (М. 1874) использовал несколько выдержек из письма Бутурлина (см. с. 82—83, 85, 128).
2 Чертков Александр Дмитриевич (1789—1858), в 1827—1829 гг. офицер гусарского эрцгерцога Фердинанда полка; историк, археолог и нумизмат, председатель Московского общества истории и древностей российских; основатель Чертковской библиотеки.
3 Чернышева Елизавета Григорьевна (1805—1858), графиня, жена А. Г. Черткова с мая 1828 г.
4 Чернышев Григорий Иванович (1762—1831), граф, обер-шенк.
5 Чернышева (урожд. Квашнина-Самарина) Елизавета Петровна (1773—1828), графиня, кавалерственная дама.
6 Мальцов Сергей Акимович (1771—1823), сахарозаводчик, меценат. Его сын — И. С. Мальцов (1807—1880), чиновник Московского архива коллегии иностранных дел, первый секретарь посольства в Персии (1828), единственный сотрудник посольства, оставшийся в живых во время его разгрома и убийства А. С. Грибоедова.
7 Чернышев Захар Григорьевич (1797—1862); Муравьев Никита Михайлович (1796—1843), был женат на старшей дочери Чернышевых Александре (1804—1832), поехавшей за ним и умершей в Сибири.
8 Скарятин Яков Федорович (177? —1850), отставной полковник, участвовал в убийстве Павла I в 1801 г.
9 Перфильевы: Анастасия Сергеевна (урожд. Ланская) (? —1891) и Степан Васильевич (? —1878), генерал от кавалерии.
10 Ланская (урожд. княжна Одоевская) Варвара Ивановна (1794—1844), жена Сергея Степановича Ланского (1782—1862), министра внутренних дел. Их дочь — Мария Сергеевна Вревская (? —1844), баронесса, жена генерал-адъютанта Павла Александровича Вревского (1810—1855).
11 Юм Дэниел-Дуглас (1833—1886), медиум, известный в Петербурге в конце 50-х — начале 70-х гг. XIX в. См. о нем: Дюма А. “Путевые впечатления. В России. В 3-х тт. Т. 1, 2. М. 1993. Ук.
12 Новосильцев Петр Петрович (1797—1869), рязанский гражданский губернатор в начале 50-х гг. XIX в.
13 Рассказ о спиритических сеансах, на которых присутствовал Бутурлин (см. его “Записки”. Русский Архив. 1898. № 5).
14 Толстой (Знаменский) Дмитрий Николаевич (1806—1884), граф, вице-директор Департамента исполнительной полиции в конце 40-х — начале 50-х гг. XIX в., затем рязанский губернатор (сменил Новисильцева); литератор, коллекционер; приятель Бутурлина, автор его некролога (ЧОИДР. 1876. Кн. 2).
Публикация В. М. БОКОВОЙ