Они бы не посмели!— говорили мы.

Кто из нас мог подумать, что горсть людей вознамерится вступить в борьбу с могущественным Государем, который имел за собою 50 миллионов человек, доблестных, приученных к воинской дисциплине, преданных, по привычке повиноваться, — Его воле, а, из любви, — Его Особе, который имел все средства огромной Империи, заслуженную репутацию храброго человека, праведную цель и Провидение, до той поры Ему покровительствовавшее? Кто мог вообразить безумие подобной неравной борьбы? Все было против поляков, и опасность, которая грозила им при малейшем волнении с их стороны, казалась нам достаточной порукою. Пребывая в таком убеждении, мы без страха взирали, как революционная лава растекалась от Парижа до Бреслау...

...

В Варшаве все было спокойно, любители театров, как всегда, направлялись туда, по улицам катили экипажи, всякий предавался своим занятиям либо удовольствиям, и никто не предвидел страшных событий, что вскоре случились.

Приглашенные провести вечер у Его Императорского Высочества, в 7 часов мы с кн. Александром начали одеваться. Я заканчивала свой туалет, когда мой муж, спустившись ко мне, сказал, что слышал стрельбу со стороны Вислы. Он даже видел вдалеке пожар, а под нашими окнами казаков, скакавших во весь опор из Бельведера в город. Я же, ничего не слыхав, не придала большого значения словам мужа и довольствовалась легкомысленным ответом, что, быть может, кто-то лишил себя жизни, как здесь случалось. Заканчивая одеваться, я сказала, что пора ехать, потому как сейчас пробьет 8 часов. Взглянув на мужа, я увидала, что у него весьма озабоченный вид. “Странно, — сказал он, — я слыхал выстрелов двадцать со стороны Вислы”. Я снова ответила: “Это не должно помешать нам ехать.” Мы вышли, и я сама, наконец, услыхала ружейную стрельбу и крики, оглашавшие воздух. Я увидала, что все мои люди, бледные и напуганные, собрались во дворе. Муж просил их запереть все двери и успокоиться.

Мы поехали. Едва мы отъехали от дома (мы жили в доме Куликевича, коего фасад выходил на Бельведерскую аллею, а двор на Мокотовскую улицу) и пересекли площадь Св. Александра, чтобы попасть в большую аллею, ведущую к Бельведеру, как 12—15 подпрапорщиков преградили нам дорогу и остановили нас. Полагая, что эти люди стоят на посту по приказу Великого Князя, чтобы охранять въезд во дворец, мой муж назвал себя и сказал им, что едет в Бельведер по повелению Его Императорского Высочества. В ответ они навели на нас ружья. Муж настаивал. Они уперлись штыками в дверцу кареты и отвечали, что не пропустили бы и самого Великого Князя. Тогда я тихо сказала мужу, что не следует спорить с этими людьми, так как дело, по-видимому, серьезнее, чем мы думали, и что лучше возвратиться. Я подала кучеру знак ехать. В этот момент какой-то казак, скача из города в Бельведер и наткнувшись на то же препятствие, что и мы, обратился к подпрапорщикам по-польски. Они направили ружья на казака, который был возле нас, и выстрелили в него, покуда наша карета поворачивала влево под дюжину ружейных выстрелов. Спасением своим мы обязаны появлению казака, который отвлек их внимание.

Чтобы вернуться домой, нам нужно было проехать лишь несколько саженей. Какой-то миг я была в нерешительности, что же делать, но материнское чувство одержало верх: я дрожала от страха за сына, оставшегося дома. Я решилась отказаться от визита к княгине Лович, и мы вновь пересекли площадь Св. Александра, посреди ружейной пальбы, видя, как возле церкви падают убитые. Я вышла из кареты одна и нашла сына в слезах, а моих людей в смятении. Мой муж, более храбрый и проникнутый чувством долга, продолжил путь по Мокотовской улице, параллельной большой аллее, решившись добраться к своему Августейшему шефу живым или мертвым, и приехал в Бельведер вскоре после ужасной сцены, которая там произошла. Подъезжая к решетке дворца, он увидал при свете уличного фонаря лужу крови: то была кровь генерала Жандра. Войдя в вестибюль, он увидел, что окна разбиты, люстра валяется на полу, зеркала вдребезги, начальник полиции г-н Л<юбовицкий> ранен 15 ударами штыков, один лакей убит, другой ранен. Во дворце царила суматоха, но Великий Князь был спасен. Он находился в аллеях Бельведера, верхом, во главе трех полков русской кавалерии, которые, будучи размещены в Лазенках, сумели, по первой же тревоге, соединиться с Великим Князем.