Сегодня и вчера

Шимкевич В.М. Задачи современной зоологии // Журнал Министерства народного просвещения. Часть CCLXVII. —СПб.: 1890. С. 93


Если морфологически перед тем как обратиться в половую клетка возвращается к первичному состоянию, то весьма вероятно, что она возвращает и свои основные физиологические свойства, которая необходимы как материал для развития специальных свойств элементов будущего поколения. Если возможна редукция клетки к ее основным и первичным свойствам, то является вопрос, есть ли необходимость допускать гипотезу рассортировки первоначально сконцентрированных в половой клетке свойств по отдельным клеткам организма? Наконец, если мы допускаем, что одни клетки организма совершенно утратили способность к редуцированию первичных свойств, другие сохранили эту способность отчасти, а третьи — сполна, раз мы допускаем, что эти последние могут и после возврата к первичному состоянию дать начало новому поколению, то в праве ли мы столь резко, как это делает Вейсманн, противопоставить зародышевую плазму идиоклазме прочих клеток и вправе ли мы только за первой признавать способность к наследственной передаче свойств?

Не прав ли Негели, утверждая, что потенциально каждая клетка организма способна воспроизвести новый и тожественный первому организм? Но именно только потенциально, ибо на деле воспроизводительная способность клеток представляет, как мы видели, различные степени ограничения.

Ограничимся изложенным. Настоящее направление зоологии достаточно обрисовано. Оно, как видите, бьет прямо в корень явлений, заглядывает вглубь таинственных процессов жизни и размножения. Покуда даже вряд ли мы можем говорить о направлении. Покуда это не более, как отдельные попытки хоть издали подойти к великой задаче: «Найти разрешение явлениям природы в механике атомов», как выражается Дюбуа-Реймон. Как ни отдаленна эта цель, но она мыслима. Мы можем представить себе такую степень совершенства наших знаний, когда мы, сконцентрировав все явления окружающего мира в математической формуле, будем в состоянии определить скорость и направление каждого атома вселенной. Достигнув этого идеала Лейбница и Лапласа, мы однако «не более, как систематизируем наш опыт», говоря словами Спенсера,—«нисколько не расширив его пределов». Пусть мы будем в состоянии, продолжает Дюбуа-Реймон, воссоздать не только Цезаря, но и Цезаря в момент перехода через Рубикон, соединив все атомы составляющее тело героя со всеми им присущими силами и движениями.

Но поймем ли мы, почему данное состояние атомов в теле Цезаря вызвало определенные ощущения, мысли и стремления? Можем ли мы уразуметь, почему мысль может явиться результатом движения атомов? Дюбуа-Реймон отвечает отрицательно. Даже допустим, что мы истолкуем все явления организованного мира «в терминах материи, движения и силы», но ведь такое истолкование есть «приведение наших сложных символов мысли в простейшим». «Символы останутся все-таки символами, ибо все явления суть проявления «силы, природа которой останется навсегда непонятною и пределов которой во времени и пространстве нельзя себе представить».

Не для того, чтоб оборвать крылья вашей начинающей работать мысли, привожу эти слова философа, но для того, чтобы преувеличенное мнение о силах человеческого разумения не сделало вас слишком поспешными в выводах первостепенной важности, слишком неосторожными в обращении с заключениями положительной науки, ограниченной в своих средствах в силу ограниченности самой человеческой природы.