Сегодня и вчера

Русский архив. Историко-литературный сборник. —М. 1875. Выпуск 5. С. 112


Письмо из Австрии в Москву на Рогожское кладбище от настоятеля Белокриницкого монастыря Павла Великодворского

Григорию Ивановичу через Родиона Мартынова, 23 Июня 1848.

Мы, уже месяца три не могши о вашем здравии и благопребывании слышать ни слуху, ни духу, уже приходили в отчаяние. Хо¬тя мы и вины за собою не имели; но, по вашим внутренним домашним развратникам и по нашим государственным расстройствам, нашим же собственным и внезапным разорениям и по коварном от нас отнятии любезного отца нашего, бывшего оклеветанного, уже самое дело заставляло нас плачевным гласом вопиять ко Господу: «Боже, Боже мой! Вонми ми! Вскую остави мя далече от спасения, ибо словеса беззаконник премогоша нас». И уже не осталось нам иного на лице земли примера, как токмо примера птенцов врановых, уже на гнезде своем от рождших своих оставленных и не могущих на волю ни слетети, ни сходити, но точию зовущих и малые мушицы, во уста их падающие, поглощающих. А наконец и самое гнездо наше воистину что птичее: и закрыто, и до зела скорчено. Обаче и при том долг нашей веры, любви и надежды побуждал нас присно молиться за державного и иже во власти сущих, несть бо власть аще не от Бога, по писанному; при том за обидящих нас и творящих нам пакости: «Не постави им, Господи, греха их!»

Но праведный суд всемогущего Бога не закоснел открыться на повелевших сие. В тые бо самые дни, в которой день комиссия накрыла наш дом, т. е. 1-го числа Марта, в той самой день открылась в столичном граде Вене ужасная и даже от веков небывалая революция; а в третий день, когда у нас опечатывали дом, и всю Фабрику, и всех приказчиков, и рабочих выслали вон, тогда в Вене принудили царя подписать на конституционные правила. А главного виновника, наведшего на наш дом толикую напасть, князя Меттерниха, который клевету со стороны Севера в недрах своих имел, хотя не по нашему делу, но попущением Божиим, совершенно вон из Вены изгнали и еще смертию угрожали, если бы только не укрылся.

Ныне в государстве нашем новые права, и неоднократно объявлены, но еще настояще не утверждены; но уже всем нациям и религиям совершенная вольность предоставлена. Тем убо и нашей Фабрике мастера, приказчики и работники, за высылкой иностранных, остальные теперь все, как некие слабые без мате¬ри пчелки, собрались в одну кучу и от толикой поражавшей нас внезапной и ужасной бури едва-едва отдыхаем; но уже сла¬ва Богу к тому в тишине пока пребываем, даже и честных седин любезного нашего отца обратно к себе ожидаем. Хотя разрешения ему еще нет, за неутверждением новых государственных законов, так как его дело при старом законе со¬вершенно закончено; но уверяют, что после депутации, имеющей быть со всего государства в столице 26 будущего Июля, получит свободу совершенно. Впрочем теперь у нас архиереев и попов сколько угодно себе поставляй; книги какие угодно сами себе пе¬чатай публично и безвозбранно. Теперь уже в Австрии уже нет такой веры, которая бы над всеми господствовала или гонима бы¬ла, не исключая даже и Жидов, но равность и вольность. Я, на сии смотря переменные происшествия и видя искру истины Господ¬ней, всемогущим Промыслом Божиим присно горящу и неутихающу, с глубокою моею чувствительностью поминаю прореченное ап. Павлом: «Якоже Бог рекий из тьмы свету возсияти, иже возсия в сердцах наших, к просвещению разума славы Божией о лице И. Христове. Имамы же сокровище сие в скудельных сосудех, да премножество силы будет Божией, а не от нас, во всем скорбяще, но не стужающе, печаеми, но и не отчаеваеми, гоними, но не оставляеми, низлагаеми, но не погибающе»; и пр.

Но за всем тем еще другое хощу отчасти объявить вам сердечное мое чувствование, с глубочайшим от души вздохновением. Ах, любезный мой благоприятель Григорий Иванович! Ей-ей, не веселит меня открытая в здешних странах многими убла¬жаемая такая великая свобода и вольность, понеже превосходит меры. Говорит пословица: всякое дело красит мера, а безмерная воля доводит людей до неволи. Если мы посмотрим на эту воль¬ность с другой точки, то увидим, что по истине не есть воля, но горе, а вслед за тем еще грядет вдвое. Не о несчастном состоянии нашем или религии и священстве нашем разумейте сии слова мои, но о всемирном внешнем положении, основывающемся на силе конституционной.