Сегодня и вчера
Портрет генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского
Портреты «Портрет генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского» Автор:
Неизвестен


Техника:
Холст, масло
Время создания:
Конец XVIII века
Местонахождение:
Государственный мемориальный музей А.В.Суворова, Санкт-Петербург
Смотреть полностью


Ласковая манера подействовала лучше всех строгостей





Воропонов Федор Федорович (1839- 1919). Два анекдота о гр. П.А. Румянцеве. // Русский архив. Историко-литературный сборник. 1863. Выпуск первый. Стб. 65-67


Эти два анекдота дошли до меня путем устного, фамильного предания, и я передаю их в таком же чистом виде, без своих добавлений и поправок. Они годится как материал, показывающий какую память оставил по себе Задунайский в обществе. Насколько ценен такой материал — говорить излишне.

Первый анекдот относится к знаменитому моменту Кагульскому. Момент был тяжелый, по рассказам очевидцев; все были полны смутным ожиданием развязки. Лет за пять-десять пред сим, один из таких очевидцев, служивший в армии Румянцева «волонтером», рассказывал моему отцу об этой тревоге. Ожидали приближения армии визиря: люди припадали ухом к земле, прислушивались, и за несколько дней слышали шум: говорили, что это отдаленный гул от топота Турецкой конницы, скрип обоза.... Наконец армия показалась, топот и скрип от множества немазаных арб послышались явственно. Румянцев осматривал положение неприятеля и ожидал, что Турки нападут сразу на наш слабый отряд. Когда же они расположились, он, обратясь к окружающим, поздравил их с непременною победою.

В лагере сделано было еще прежде распоряжение, чтобы все и все было в готовности каждую минуту, чтобы все лишнее было выслано из лагеря, и офицеры имели при себе только самое необходимое. Это казалось офицерам очень стеснительным. По преданиям того времени, многие поддерживали комфорт даже в лагерной жизни. Так например, рассказывал мой дед, что когда он служил в Екатерининскую Шведскую кампанию, вышло такое же распоряжение по армии, как и под Кагулом, и он должен был отправить от себя лишние вещи — на шести тройках. Отучить тогдашних баричей от барства — было трудно. Пуховики, халаты возились за ними постоянно. При передвижениях некоторые возили за собою и метресок (не знаю, допускалось ли это в военных походах). Труднее всего было сладить с халатами. Как это ни воспрещалось, но любители понежиться, хотя тайком, но все-таки не отставали от халатов.

И вот один раз Румянцев, ранним летним утром, выйдя из палатки (дело было в июле), заметил какого то оплошного офицера, который в халате куда то пробирался между палатками. Румянцев подозвал его к себе. Бедный офицер, увидя Главнокомандующего, совершенно потерялся: но Румянцев ободрил его ласковыми словами, вступил с ним в разговор, и о предметах совершенно посторонних. Пройдя вместе несколько шагов, ободренный офицер, хотел было отпроситься в свою палатку. — Куда же вы, мой друг, спешите, — отвечал Румянцов, — еще довольно рано, зайдемте ко мне, мне хочется еще с вами побеседовать. — Нечего делать, пошли в палатку Главнокомандующего, который продолжал разговор, так же приветливо, и пригласил своего гостя сесть. Надобно было повиноваться, но смущение гостя усилилось: он совершенно путался в речах и краснел, слишком чувствуя тягость халата на плечах, тогда как главнокомандующий был одет как должно. Разговор продолжался, и всякой раз как офицер пытался уйти, Румянцев его удерживал: посидите, посидите, г. офицер, вы видите, что еще рано, я один и мне скучно; а ваше общество доставляет мне удовольствие. — Время шло, и наконец в палатку начинают являться разные генералы и другие лица, с докладами, все в полной форме; а гость только один в халате, и главнокомандующий по-прежнему продолжает его удерживать, с прежнею ласковостью.— Едва, едва удалось ему, наконец, вырваться домой.

Не знаю, верно ли, но предание по обычаю прибавляет, что после этого халаты действительно исчезли в лагере. Ласковая манера подействовала лучше всех строгостей.

В лагерное время Румянцев, приглашая к своему столу окружающих, имел обычай включать в число гостей и по нескольку незначительных офицеров, кого случится, и оказывал им особенное внимание. Зайдет иногда речь о каком-нибудь cpaжении; случится разноречие; главнокомандующий и обратится к кому либо из таких: Иван Иваныч, скажет, вот вы были в этом сражении, помнится, разрешите-ка наш спор! — Внимательность, позаботившаяся заблаговременно узнать имя и отчество «маленького» офицера, приобретала в армии большую цену.

Следующий анекдот относится к позднейшему времени, когда Румянцев был Генерал-Губернатором Киевским, Курским, Харьковским и еще какой-то губернии. При учреждении, кажется, Курской губернии, Румянцев сам открывал губернию, с обычною торжественностью таких случаев. В собрании лиц бывших при этом торжестве, находились в числе других — богатый откупщик Переверзев и помещик князь Шаховской, бывший подчиненный Румянцева, и известный ему с хорошей стороны. У них были какие то личные неудовольствия. Переверзев несколько раз подходил к Шаховскому, пользуясь удобным случаем, и говорил ему какие то колкости. Это заметили соседи; Шаховской старался сдерживаться, но видно было, что он то бледнел, то краснел. Наконец Переверзев до того стал ему наскучать, что терпение Шаховского истощилось и вдруг среди большого собрания значительных чинов, — раздается звук громкой пощечины. Bcе присутствовавшие пришли в ужас; Шаховской казался совершенно погибшим. В эту минуту раздается голос Румянцева: «Боже мой! какое несчастье! бедный Шаховской сошел с ума! Иначе быть не может; я знаю этого прекрасного человека с давних пор, ради Бога, доктора, скорее! пусть ему помогут!...»

Явились и доктора, мнимому больному отворяют кровь, увезли домой, и Румянцев, обратясь к доктору, убедительно просит его позаботиться о спасении «этого достойного человека, которого потеря будет очень чувствительна обществу». Переверзев в глазах всех был как бы покрыт позором. Должно прибавить, что он пользовался самой скверною репутацией, и все были довольны, когда дело приняло такой оборот.

Прошло месяца два мнимого лечения, и Шаховской, будто бы выздоровевший, приехал к Румянцеву. Сильно чувствуя сделанное ему благодеяние, он со слезами благодарил его. Румянцев ободрил его, и только дружески заметил: вы конечно чувствуете ваш проступок.... ведь хорошо, что я здесь случился, а иначе — подумайте, чтобы могло с вами быть; пусть это вам будет уроком....»

Ф. Воропонов.





Наши дилетанты с плачем засвидетельствовали, что они обманулись в коварной науке Запада
Александр стремился к воссозданию европейского общества на основаниях высокой евангельской нравственности.
Преданиям о смерти, постигающей Кощея, противоречит постоянно придаваемый ему эпитет бессмертного; но именно это и свидетельствует за его стихийный характер
Они бы не посмели!— говорили мы.
Кот государев
А 30 000 червонных за то, что в продолжение осады звонили в колокола, противно обыкновению принятому в осажденных крепостях.
Получив от царя «жаловальную грамоту» (каперское свидетельство), Карстен Роде начал действия против польской торговли
Ежедневная пресса аккуратно отмечает и до сих пор факты недружелюбия к нам, русским, со стороны финляндцев.
Нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно
Бомбардир Петр Алексеевич (сам Государь), с несколькими матросами, взял в плен Стрелецкого полковника Сергеева



Библиотека Энциклопедия Проекты Исторические галереи
Алфавитный каталог Тематический каталог Энциклопедии и словари Новое в библиотеке Наши рекомендации Журнальный зал Атласы
Алфавитный указатель к военным энциклопедиям Внешнеполитическая история России Военные конфликты, кампании и боевые действия русских войск 860–1914 гг. Границы России Календарь побед русской армии Лента времени Средневековая Русь Большая игра Политическая история исламского мира Военная история России Русская философия Российский архив Лекционный зал Карты и атласы Русская фотография Историческая иллюстрация
О проекте Использование материалов сайта Помощь Контакты
Сообщить об ошибке
Проект "Руниверс" реализуется при поддержке
ПАО "Транснефть" и Группы Компаний "Никохим"