Сегодня и вчера
Русская старина. Том XCIX. — СПб.,1899. Выпуски 7-9. C. 97 Еще перед отъездом в Россию, после прекращения враждебных действий, император Александр отправил королю Фридриху Вильгельму письмо, в котором отдавал в полное распоряжение Пруссии два русских корпуса. Выразив затем надежду, что королю удастся войти в соглашение с Францией, Александр писал, говоря о Пруссии: «Во всяком случае и когда-бы то ни было я готов поддерживать ее всеми моими силами, и даже моя собственная личность—в ее распоряжении». Как эти слова, так и вообще личные чувства Александра к Наполеону не могли обещать продолжительная мира, в особенности, в виду вероломства Фридриха-Вильгельма, заключившего союз с Францией против России и с Россией против Франции. Действительно, менее чем через год после аустерлицкого погрома Россия была вовлечена в новую войну против Франции. Александр, с своей стороны, не остановился ни перед чем, чтоб обеспечить за собою победу. Были приложены все усилия, чтобы возбудить в народе ненависть против Наполеона. Каждый воскресный и праздничный день, по окончании литургии, духовенство обязано было читать в церквах сочиненное по этому поводу объявление Святейшего Синода, в котором, называя Наполеона антихристом, обвиняли его в том, что он дерзает угрожать России вторжением в ее пределы и потрясением православной церкви. По поводу этого послания автор труда «Император Александр Первый» справедливо замечает, что «перечитывая грозное объявление Синода, нельзя не удивляться искусству, с которым извращалась в этом объявлении историческая обстановка данной минуты. Войну, предпринятую единственно ради спасения погибавшей Пруссии, превращали в народную войну, направленную против гонителя православной церкви, мечтавшего провозгласить себя Мессией. «В виду подобных чудовищных замыслов, приписываемых Наполеону, призыв ополчения делался вполне понятным народу; но зато, когда впоследствии война заключилась дружественным договором с Францией, последний неизбежно получал в глазах народной массы окраску как бы посягательства на веру и возбудил общее к себе несочувствие». Цель, которую имело в виду воззвание, была достигнута, но тем не менее в армии вскоре после открытия военных действий поднялся всеобщий ропот, и ставился вопрос «для чего нам продолжать сражаться из-за личной дружбы нашего императора к королю прусскому?» Во главе недовольных находился цесаревич Константин Павлович, не стеснявшийся вообще высказывать свое нерасположение к пруссакам, утверждая, что «в этом отношении он хороший русский». После Гейльсбергского сражения цесаревич горячо убеждал своего державного брата вступить в переговоры с Наполеоном. Между ними произошла даже бурная сцена, но император остался непреклонен в решении продолжать войну, несмотря на громадные потери в войсках, тяжелое финансовое положение России, разгром Пруссия и превращение Фридриха-Вильгельма в безземельного короля. Наконец Фридландское поражение убедило государя в невозможности продолжать войну. Начавшиеся вслед затем переговоры о мире привели к свиданию обоих императоров, состоявшемуся при совершенно исключительной обстановке, на плоту, среди Немана. Увидев, что идти далее некуда, что продолжать борьбу нет физической возможности, Александр не растерялся, он выступал в совершенно неожиданной роди и поразительно быстро и ловко применился к новым обстоятельствам, чтобы, воспользовавшись ими, тем вернее достичь впоследствии своей затаенной цела. Еще вчера непримиримый враг Наполеона, сегодня он превратился в его задушевного друга и поклонника. «Скажите ему (Наполеону), поручал император Александр князю Лабанову, ведшему переговоры о перемирии, — что союз Франции с Россией постоянно был предметом моих желаний, и что, по моему убеждению, один только этот союз может обеспечить счастие и спокойствие мира». Когда наконец оба императора повстречались в Тильзите, между ними начался обмен самых утонченных любезностей. Интимность их отношений доходила до того, что Александр часто переодевался в квартире Наполеона и пользовался его галстуками и носовыми платками. Александр очевидно пустил в ход в Тильзите все искусство «прельстителя», потому что Наполеон несомненно до известной степени подпал под чарующее обаяние личности своего побежденного соперника. С своей стороны, Наполеон не остался в долгу перед Александром, и, когда дело дошло до составления формального договора, он не ввел в него многих из сделанных Александру обещаний и позднее руководствовался исключительно статьями писанного договора, не придавая никакого значения «прекрасным фразам», который он «расточал» в Тильзите. Наружно как будто восхищенный Наполеоном, в глубине души Александр не забывал унижения Пруссии и кровной обиды, нанесенной ему Наполеоном, победившим при Аустерлице собственно его, Александра. По свидетельству современников, государь сказал королю и королеве прусским при заключении Тильзитского мира: «Он сломит себе шею. Несмотря на все мои демонстрации и наружные действия, в душе я — ваш друг и надеюсь доказать вам это на деле». В записках баварского министра графа Манжела по этому поводу рассказан другой подходящий случай. Разбирая русскую политику накануне 1812 года, Манжела утверждает, что в то время нередко припоминали слова, сорвавшиеся с уст императора Александра при подписании Тильзитсвая договора: «По крайней мере я выиграю время». |
Туда по дороге, а оттуда до дворца, стояли по обеим сторонам пешие киевские мещане и купцы с ружьями и знаками их обществ
Заслугами Всемилостивейшему Государю своему и Отечеству они блестящим образом определят меру признательности своей к знаменитому виновнику их воспитания
Пехота тотчас опять сомкнулась, и они все принуждены были погибать наижалостнейшим образом.
Царевич Алексей: «Я ослабел духом от преследования и потому, что меня хотели запоить до смерти»
Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет.
В этот день у нас не было недостатка в обыкновенных от Царя подачах
Я был послан в Германию, дабы найти и привезти в Россию докторов и ученых, людей хорошо осведомленных в Божественном писании, правоведении и других свободных искусствах
Барон Винцингероде привстал, показал ему ордена свои и закричал: я Русский Генерал!
Необходимая в древней России обстановка брачных обрядов
Господь подул, и они рассеялись
|