Сегодня и вчера

Великий Князь Николай Михайлович. Император Александр I. Опыт исторического исследования. — СПб., 1912. Том первый. С. 576

Копия с копии письма Н. М. Карамзина (?) Императору Александру Павловичу по поводу заключения союза с Наполеоном после свидания на Немане б. г. (1807 г.)

Рукописный отдел Собственной Его Величества библиотеки, № 771, шк. А, п. 4.

Анонимное «письмо» это, существующее в значительном количестве списков, в копии Собственной Его Величества библиотеки приписывается Н. М. Карамзину. «Письмо» было напечатано Герценом, в Лондоне, как письмо Мордвинова, позднее — С. А. Петровским, под названием «Письмо сенатора Теплова»; в списке, хранящемся в Военно-Ученом Архиве, авторство письма приписывается Мордвинову, в другой копии—Ростопчину... В т. III, стр. 615, «Архива графов Мордвиновых» напечатан полный французский оригинал «письма» под заглавием: «Projet de representation a l'Empereur», с точной датой: «Le 25 Aout 1807». Тем не менее, редактировавший это издание покойный В. А. Бильбасов положительно утверждает, что «этот проект не может быть рассматриваем, как произведение Н. С. Мордвинова». Кто бы ни был его автор, важно то, что это «письмо», в переводе, во многих списках распространялось в современном обществе.

Государь!

Время, в которое я осмеливаюсь призывать внимание Вашего Императорского Величества на обозрение польз народа, коего вы Отец, может быть есть последнее, которое вам остается для избежания ужасного, но неизбежного падения, которое угрожает Отечеству и его главе, как и последнему из его подданных.

Не время уже, Государь, предпочитать непредвидимое, которое освобождает от беспокойства той скучной мудрости, которая занимается опасностью, дабы ее предупредить, не время уже покрывать завесою слишком черные будущие последствия и утешаться тем, что на мгновение удаляете судьбы: обозрите происходящее в Вашем государстве, в столицах Ваших, даже то, что около самой Вашей Особы происходить; Вы будете иметь много горестных случаев убедиться, что одна токмо измена может стараться скрыть пропасть, разверстую под ногами Вашими, и что одними только сопряженными усилиями мудрости, осторожности, патриотизма и рвения можете вы еще исторгнуть Россию из бездны, в которую ее ввергли неопытность, надменность, невежество, кабалы и всеобщее развращение.

Наконец, объявлен сей мир, который столь долгое время был тайною для народа; новый союзник Ваш поспешил открыть в публичных ведомостях бедствия, которые преумножил он на главах наших. Сыны Российские, приобыкшие чрез целый век величия и славы предписывать врагам своим законы, хотя и упали лестнейшие и свойственные летам их надежды, но лучше бы пожертвовали последнею каплею крови, нежели нести столь постыдным образом ярем того, кто не имел других пред нами выгод, как то, что умел воспользоваться слабостью, невежеством и изменою.

Я никогда не осмеливался бы быть предвозвестником сих жестоких истин, если бы, представляя их Вашему Величеству, не имел вместе и те утешения, которые услаждают то, что в них есть горестного. Всеобщее негодование, которое есть верное мерило народной бодрости духа, открывая опасность, назначает и способы, показует, Государь, и все то, что Вы можете ожидать от столь великодушного народа, позволив следовать ему за Вами в славном пути, предначертанном знаменитыми предшественниками Вашими! Итак, благоволите позволить усердию моему исполнить священный долг, говоря пред Вами со всею откровенностью и беспристрастием, коих Вы имеете право ожидать от верного подданного, представить Вашему Императорскому Величеству истинную картину положения Вашего государства, привесть Вам на память те лестные обещания, Вами отечеству данные, и показать Вам плоды от оных, им полученные.

При восшествии Вашего Императорского Величества на престол блестящая перспектива открылась очам народа; торжественное обещание управлять по законам и сердцу августейшей бабки Вашей сосредоточило на Вас все надежды и сделало Вас предметом всеобщего обожания.

И кто бы мог воздержаться от энтузиазма, видя юного Монарха, ненавидящего пышность и роскошь, начавшего правление тем, что самого себя подчинил спасительной власти законов, возобновляющего права ненарушимые первых столбов престола, окружающего себя правителями, назначенными всеобщим движением, и уверенного, что не может сбиться с истинного пути с такими подпорами, ступающего твердыми стопами по стезе истинного величия! Уничтожение тайны, намерение исправления судебных порядков, беспристрастие в выборе губернаторов, подтверждение терпимости вер, строгая бережливость в излишних расходах, неограниченная щедрость во всем том, что имело отпечаток истинной пользы, прибавок жалованья офицерам, деньги, взятые за призы, возвращенные защитникам отечества, созидания городов, портов и каналов, улучшение всех филантропических заведений, ободрение наук, торговли и промышленности и великодушный прием, оказанный всем угнетенным, имеющим прибежище к Вашему правосудию: вот, Государь, те деяния, которые дали Вам право на любовь Ваших народов в первые лета Вашего царствования! При сих-то благополучных признаках объявлен был манифест 1802 года. Министры, разделенные по существу и разнообразию своих департаментов, но собранные в один комитет, долженствовавшие спасительным влиянием верховной власти быть душою правления и средоточием разделенных властей, не обещали народу ничего другого, кроме лестного! Особенные наставления, настоятельно объявленные, истребляли даже малейшие сомнения в непредвидимости.

Но никто, Государь, столько не знает, как Вы, сколько сие постановление удалилось от духа первого его изобретения, и опыт никогда больше не доказывал опасности сих недоконченных мер, принятых нерешимостью и обезображенных недоверчивостью, которые по несовместности и по недостатку в соображении средств вовсе не ответствуют первой своей цели.

Если от пружин правления, Вы благоволите низвесть взоры Ваши на их действие, то какое, Государь, для отеческого сердца Вашего откроется зрелище совершенного расстройства Государства: чума, достигшая наших границ и грозящая распространить свое опустошение даже до внутрь Империи, взволнование народа в Астрахани, внутренняя и внешняя торговля в стесненном положении, товары, задержанные на Макарьевской ярмонке, неповиновение черни на Урале, явное непослушание работников железных заводов в Перми, крестьяне немецких провинций, ожидающие только сигнала к тревоге; жиды, без причины утесненные в гражданском их быту и извне подстрекаемые чужеземными интригами, готовые все предпринять против правительства, забывающего в отношении только их одних правила терпимости вер, пример которой оно же показало другим народам; крепостные люди в Польше ободренные, а помещики их устрашенные заразительным примером освобождения от подданства их земляков; крымские татары, зверствующие и готовые при первом знаке соединиться с турками; дороговизна в столицах, оскудение в жизненных потребностях в пограничных губерниях; недостаток в работниках и в скоте, похищенных от сел рекрутским набором и милицией — и от Севера до Юга все губернии, все состояния граждан— дворяне, духовные, купцы и землепашцы, обладаемые одним духом оскорбления, отчаяния и мятежа; казна, истощенная двумя несчастными войнами, патриотические приношения, без всякой пользы расточенные; ассигнации, без всякой выгоды умноженные, безмерная роскошь зданий в столице, которые как будто ругаются над нищетою провинции; источники казенных доходов, иссякшие даже у крестьян, не для настоящих государственных потребностей, но для удовлетворения ненасытной жадности грабителей всякого рода, явно ободренных систематическою потачкою.

Войска, почти совершенно обезохоченные бесполезным пожертвованием своей крови, оскорбленные, не имеющие начальника, на которого могли б они точно надеяться, презирающие тех, которых пристрастие упорствует поддерживать, вопреки народному гласу. Новонабранные —без подчиненности в чинах, без повиновения и без всякого правила устрой-ства, и наконец попеременно терпящие недостаток то в оружии, то в амуниции, то в провианте…