Наш ответ Керзону запоздал?

Почему два диктатора заключили договор о ненападении, хотя оба знали, что будут воевать?

интервью

Российская газета: Юрий Николаевич, скажите: почему Сталин пошел на заключение Договора о ненападении с фашистской Германией, который вызвал негативный резонанс даже в нашей стране, не говоря уже о мире? Почему — о ненападении?

Юрий Жуков: Дело в том, что почему-то все путают договор о ненападении с договором военным. Военный союз с Италией, с Муссолини, назывался, если помните, «Стальной пакт»: там они гарантировали военную помощь друг другу. Был «Антикоминтерновский пакт», который связал Берлин, Рим, Токио — по этому пакту они делались военными союзниками. Кстати, в «Антикоминтерновский пакт» чуть не вступила и Польша, настолько ее антисоветская политика соответствовала самому его духу. Но у Германии были и пакты о ненападении, с той же Польшей он был заключен еще в 1934 году. Был пакт о ненападении с Турцией, точно такой же, как с СССР. В 1939 году аналогичный пакт Германия заключила с Данией, а год спустя она была оккупирована немецкими войсками в течение нескольких часов. Короче: договоры о ненападении в ту пору означали только нейтралитет в начавшейся войне или на случай войны. Не больше и не меньше. О нейтралитете можно заявить по-разному. Можно, как это сделали Швейцария и Швеция, провозгласить нейтралитет постоянным фактором своей политики, на все времена. А можно заключать договоры с конкретной страной. При этом не забывайте, что Советский Союз торговал с Германией, именно торговал, а не снабжал ее сырьем, как сейчас любят говорить некоторые историки. А за то сырье, которое мы поставляли в Германию, от нее мы получали оружие. К примеру: знаменитые зенитные пушки, которые защищали небо Москвы и Ленинграда, которые стреляли даже по танкам. Эти пушки делались на заводах «Шкода» и поставлялись нам по договору с Чехословакией, когда она еще была независимым государством. А когда Гитлер подмял Чехословакию, пришлось буквально вытряхать эти пушки из немцев. У нас не было нормального флота. От немцев мы получили линейный корабль, правда, недостроенный, и во время войны этот линкор помогал обороняться Ленинграду, пока его не потопили. Короче, Договор о ненападении, заключенный с Германией, помогал нам укреплять обороноспособность страны.

РГ: Мотивы Сталина понятны. А мотивы Гитлера? Ведь план «Барбаросса» уже был на бумаге, оставалось только выбрать дату нападения.

Жуков: Тут тоже был свой расчет: чем активнее торговля, тем больше притупляется бдительность будущего противника. Тем более что Сталин на основе «Стального пакта» между Гитлером и Муссолини полагал, что война против СССР начнется только в 42-м или даже 43-м году. Выиграть это время было очень важно. Ведь только завершение второй пятилетки позволило нам заложить настоящую оборонную промышленность. Только к 40-му году у нас были построены современные авиационные, танковые заводы, заводы по производству моторов для самолетов и танков. Мало этого, только в 40-м появились проекты тех самолетов и танков, которые блестяще зарекомендовали себя в годы войны. Но чтобы наладить их серийное производство и производство запчастей для них, необходимо было еще минимум полтора года. Тогда же у нас была принята и большая судостроительная программа для Военно-морского флота. Если бы он у нас был в 41-м, не было бы никаких проблем с конвоированием судов в северных водах. Наш флот защитил бы морские коммуникации, связывающие Великобританию и СССР. Если посмотреть все документы, связанные с оборонной промышленностью, легко убедиться: производство танков Т-34, тяжелых КВ и ИС, строительство новейших образцов самолетов началось только в конце 39-го — 40-м годах. Именно поэтому Сталин надеялся, что раньше этого срока Гитлер не нападет. Он надеялся, что затянется война на Западе. Он думал, что Англия и Франция достаточно сильные противники для Германии, что не будет позорной капитуляции Франции, которая пала за 45 дней. Но этого не произошло. И Сталин понял, что, освободившись на Западе, Гитлер не станет медлить с войной на Востоке. Тем более что и Черчилль, как Чемберлен, спасение для Англии видел только в одном: толкнуть Гитлера против СССР.

РГ: Но Сталин тоже вел двойную игру.

Жуков: А Сталину ничего другого после Мюнхена и тем более после провала франко-англо-советских переговоров, которые шли в Москве в августе 39-го года, не оставалось. Он понимал: страна в одиночку воевать с Гитлером не готова. Ни в 39-м, ни в 40-м, ни даже в 41-м году. Мало этого, нам в отличие от Великобритании и Франции угрожала война на два фронта — на западе с Германией и на востоке с Японией. И Сталин проявил максимум дипломатической изворотливости, чтобы на два года отстрочить вступление СССР в войну и чтобы избежать войны на два фронта. Отсюда и пакт о ненападении с Гитлером, и договор 41-го года с Японией.

РГ: И тем не менее еще до нашего вступления в войну произошел раздел Польши, сначала на бумаге, секретно, а потом и в реальности. Давайте разберемся: какую территорию Польши занял СССР?

Жуков: Мы взяли Галичину, Волынь и Западную Белоруссию — территории, которые, по предложению лорда Керзона, министра иностранных дел Великобритании, в 1919 году по Версальскому договору надлежало отдать Советской России. Ни больше ни меньше!

РГ: Кроме Галичины, остальные территории раньше уже входили в состав России?

Жуков: Тут, знаете ли, есть предыстория, которая сыграла свою роль в будущих отношениях наших стран, я имею в виду СССР и Польшу. Будущий президент Польши Пилсудский и его брат проходили по процессу 1 марта 1887 года вместе со старшим братом Ленина, Александром Ульяновым, за покушение на Александра III... Они принадлежали к одной организации и готовили одно покушение. То есть Пилсудского и Ленина в те годы очень многое сближало, не просто общее, а даже семейное революционное прошлое. Когда в 1918 году после капитуляции Германии начался развал Восточного фронта и поляки провозгласили независимость Польского государства, между Советской Россией и Польшей было заключено т.н. джентльменское соглашение. Не бумажное, а устное. И действительно, никаких столкновений на линии раздела между Польшей и Советской Россией не было. Мирная, спокойная территория, потому что в этот момент поляки воевали с немцами в Поморье, в Силезии, стремясь расширить свою территорию на запад, что им не очень удалось. А затем в Галичине была провозглашена Западно-Украинская Народная Республика, польская армия немедленно переключилась на новый фронт и оккупировала Галичину. Да заодно прихватила у Литвы Виленскую область. Вот почему в пакте Риббентропа-Молотова было заложено решение вернуть эту область Литве, что впоследствии и было сделано.

РГ: Итак, запаса пилсудско-ленинской дружбы или, как вы говорите, джентльменского договора хватило на год, на два. Что потом?

Жуков: А потом, по Рижскому договору 1921 года между нашими странами, Западная Украина и Западная Белоруссия отошли к Польше. Спросите: зачем отдали? Потому что страна была до крайности истощена — Мировая война, Гражданская война, поляки брали Киев в 1920 году, потом был рейд Тухачевского, который захлебнулся под Варшавой. Дружба иссякла, пошли в ход мускулы. Когда и сила мускулов иссякла, заключили Рижский договор.

РГ: И зачем же мы отдали свои территории?

Жуков: Мы от них не отказались. В Рижском договоре было ясно записано: сейчас граница пройдет так и так, но мы не отказываемся от своих прав на Западную Белоруссию и Западную Украину и, не учиняя новой войны, предлагаем решить их судьбу в будущем путем всенародного плебисцита. Но Совет Антанты в 1923 году положения этого договора не принял во внимание и отдал территории Польше. То есть типичная ситуация, когда решает сила, а не право, что рано или поздно опять приводит к конфликту.

РГ: Итак, когда Германия и СССР разделили Польшу, то мы фактически взяли ту часть территории...

Жуков: Еще раз: мы не делили Польшу. Здесь главное — помнить, что немцы напали на Польшу 1 сентября, а 17 сентября польское правительство бежало в Румынию, бросив на произвол судьбы и армию, и страну, и народ. Поэтому Польша фактически перестала существовать как политический организм. Тут уж, конечно, надо было немедленно выправить историческую несправедливость и восстановить границу по линии Керзона.

РГ: Так какой был смысл все это засекречивать в дополнительном протоколе к «пакту Риббентропа-Молотова»?

Жуков: Думаю, только один: не осложнять отношения с Польшей, которые в те времена были далеко не лучшими. При этом у Гитлера, конечно, были свои далеко идущие расчеты. Ведь передвижение границ дало ему возможность со временем сконцентрировать войска буквально у нас под боком и осуществить внезапное нападение на СССР.

Досье «РГ»

Теперь сверим второй пункт этого протокола с реальностью тех дней. Советские войска дошли строго до указанной линии — рек Нарева, Вислы и Сана. Если где-то зарвались, то потом отошли — так же, как и немецкие войска. Что же это за линия, почему она была выбрана? Просто так? Конечно, нет.

Версальский договор, подписанный Польшей 28 июня 1919 года, гласил, что ее восточные границы будут «определены в дальнейшем» (ст. 87). Но к концу 1919 года ситуация на советско-польской границе резко обострилась, и 8 декабря Верховный совет Антанты предложил провести линию раздела с учетом этнических границ расселения поляков, белорусов и украинцев. Польская сторона проигнорировала предложение Антанты. Стремясь восстановить Польшу в границах 1772 года (до ее первого раздела), поляки в апреле 1920 года захватили Киев. В июле, когда перешедшая в контрнаступление Красная армия угрожала Варшаве, английский министр иностранных дел лорд Керзон вручил советскому правительству ноту с предложением заключить перемирие с Польшей и отвести войска по обе стороны от линии, временно установленной на Мирной конференции в качестве восточной границы Польши. Но большевики организовали массовые митинги с лозунгами: «Не боимся буржуазного звона — ответим на ноту Керзона!» Когда поход на Варшаву провалился, о «линии Керзона» вспоминали уже с тоской: по Рижскому миру 1921 года полякам достались Западная Белоруссия и Западная Украина.

Таким образом, в «пакте Молотова — Риббентропа» предусматривалось восстановление «линии Керзона». С небольшими изменениями ее признали в качестве границы между Польшей и СССР все участники антигитлеровской коалиции в Ялте в феврале 1945 года. А выражение «наш ответ Керзону» прочно вошло в русский язык.Теги: Пакт Молотова - Риббентропа , Публикации в СМИ (журналы, газеты)

Все документы темы	Пакт Молотова - Риббентропа Рубрика: Публикации в СМИ (журналы, газеты)
сводная хронология	Наш ответ Керзону запоздал? Почему два диктатора заключили договор о ненападении, хотя оба знали, что будут воевать? интервью Российская газета: Юрий Николаевич, скажите: почему Сталин пошел на заключение Договора о ненападении с фашистской Германией, который вызвал негативный резонанс даже в нашей стране, не говоря уже о мире? Почему — о ненападении? Юрий Жуков: Дело в том, что почему-то все путают договор о ненападении с договором военным. Военный союз с Италией, с Муссолини, назывался, если помните, «Стальной пакт»: там они гарантировали военную помощь друг другу. Был «Антикоминтерновский пакт», который связал Берлин, Рим, Токио — по этому пакту они делались военными союзниками. Кстати, в «Антикоминтерновский пакт» чуть не вступила и Польша, настолько ее антисоветская политика соответствовала самому его духу. Но у Германии были и пакты о ненападении, с той же Польшей он был заключен еще в 1934 году. Был пакт о ненападении с Турцией, точно такой же, как с СССР. В 1939 году аналогичный пакт Германия заключила с Данией, а год спустя она была оккупирована немецкими войсками в течение нескольких часов. Короче: договоры о ненападении в ту пору означали только нейтралитет в начавшейся войне или на случай войны. Не больше и не меньше. О нейтралитете можно заявить по-разному. Можно, как это сделали Швейцария и Швеция, провозгласить нейтралитет постоянным фактором своей политики, на все времена. А можно заключать договоры с конкретной страной. При этом не забывайте, что Советский Союз торговал с Германией, именно торговал, а не снабжал ее сырьем, как сейчас любят говорить некоторые историки. А за то сырье, которое мы поставляли в Германию, от нее мы получали оружие. К примеру: знаменитые зенитные пушки, которые защищали небо Москвы и Ленинграда, которые стреляли даже по танкам. Эти пушки делались на заводах «Шкода» и поставлялись нам по договору с Чехословакией, когда она еще была независимым государством. А когда Гитлер подмял Чехословакию, пришлось буквально вытряхать эти пушки из немцев. У нас не было нормального флота. От немцев мы получили линейный корабль, правда, недостроенный, и во время войны этот линкор помогал обороняться Ленинграду, пока его не потопили. Короче, Договор о ненападении, заключенный с Германией, помогал нам укреплять обороноспособность страны. РГ: Мотивы Сталина понятны. А мотивы Гитлера? Ведь план «Барбаросса» уже был на бумаге, оставалось только выбрать дату нападения. Жуков: Тут тоже был свой расчет: чем активнее торговля, тем больше притупляется бдительность будущего противника. Тем более что Сталин на основе «Стального пакта» между Гитлером и Муссолини полагал, что война против СССР начнется только в 42-м или даже 43-м году. Выиграть это время было очень важно. Ведь только завершение второй пятилетки позволило нам заложить настоящую оборонную промышленность. Только к 40-му году у нас были построены современные авиационные, танковые заводы, заводы по производству моторов для самолетов и танков. Мало этого, только в 40-м появились проекты тех самолетов и танков, которые блестяще зарекомендовали себя в годы войны. Но чтобы наладить их серийное производство и производство запчастей для них, необходимо было еще минимум полтора года. Тогда же у нас была принята и большая судостроительная программа для Военно-морского флота. Если бы он у нас был в 41-м, не было бы никаких проблем с конвоированием судов в северных водах. Наш флот защитил бы морские коммуникации, связывающие Великобританию и СССР. Если посмотреть все документы, связанные с оборонной промышленностью, легко убедиться: производство танков Т-34, тяжелых КВ и ИС, строительство новейших образцов самолетов началось только в конце 39-го — 40-м годах. Именно поэтому Сталин надеялся, что раньше этого срока Гитлер не нападет. Он надеялся, что затянется война на Западе. Он думал, что Англия и Франция достаточно сильные противники для Германии, что не будет позорной капитуляции Франции, которая пала за 45 дней. Но этого не произошло. И Сталин понял, что, освободившись на Западе, Гитлер не станет медлить с войной на Востоке. Тем более что и Черчилль, как Чемберлен, спасение для Англии видел только в одном: толкнуть Гитлера против СССР. РГ: Но Сталин тоже вел двойную игру. Жуков: А Сталину ничего другого после Мюнхена и тем более после провала франко-англо-советских переговоров, которые шли в Москве в августе 39-го года, не оставалось. Он понимал: страна в одиночку воевать с Гитлером не готова. Ни в 39-м, ни в 40-м, ни даже в 41-м году. Мало этого, нам в отличие от Великобритании и Франции угрожала война на два фронта — на западе с Германией и на востоке с Японией. И Сталин проявил максимум дипломатической изворотливости, чтобы на два года отстрочить вступление СССР в войну и чтобы избежать войны на два фронта. Отсюда и пакт о ненападении с Гитлером, и договор 41-го года с Японией. РГ: И тем не менее еще до нашего вступления в войну произошел раздел Польши, сначала на бумаге, секретно, а потом и в реальности. Давайте разберемся: какую территорию Польши занял СССР? Жуков: Мы взяли Галичину, Волынь и Западную Белоруссию — территории, которые, по предложению лорда Керзона, министра иностранных дел Великобритании, в 1919 году по Версальскому договору надлежало отдать Советской России. Ни больше ни меньше! РГ: Кроме Галичины, остальные территории раньше уже входили в состав России? Жуков: Тут, знаете ли, есть предыстория, которая сыграла свою роль в будущих отношениях наших стран, я имею в виду СССР и Польшу. Будущий президент Польши Пилсудский и его брат проходили по процессу 1 марта 1887 года вместе со старшим братом Ленина, Александром Ульяновым, за покушение на Александра III... Они принадлежали к одной организации и готовили одно покушение. То есть Пилсудского и Ленина в те годы очень многое сближало, не просто общее, а даже семейное революционное прошлое. Когда в 1918 году после капитуляции Германии начался развал Восточного фронта и поляки провозгласили независимость Польского государства, между Советской Россией и Польшей было заключено т.н. джентльменское соглашение. Не бумажное, а устное. И действительно, никаких столкновений на линии раздела между Польшей и Советской Россией не было. Мирная, спокойная территория, потому что в этот момент поляки воевали с немцами в Поморье, в Силезии, стремясь расширить свою территорию на запад, что им не очень удалось. А затем в Галичине была провозглашена Западно-Украинская Народная Республика, польская армия немедленно переключилась на новый фронт и оккупировала Галичину. Да заодно прихватила у Литвы Виленскую область. Вот почему в пакте Риббентропа-Молотова было заложено решение вернуть эту область Литве, что впоследствии и было сделано. РГ: Итак, запаса пилсудско-ленинской дружбы или, как вы говорите, джентльменского договора хватило на год, на два. Что потом? Жуков: А потом, по Рижскому договору 1921 года между нашими странами, Западная Украина и Западная Белоруссия отошли к Польше. Спросите: зачем отдали? Потому что страна была до крайности истощена — Мировая война, Гражданская война, поляки брали Киев в 1920 году, потом был рейд Тухачевского, который захлебнулся под Варшавой. Дружба иссякла, пошли в ход мускулы. Когда и сила мускулов иссякла, заключили Рижский договор. РГ: И зачем же мы отдали свои территории? Жуков: Мы от них не отказались. В Рижском договоре было ясно записано: сейчас граница пройдет так и так, но мы не отказываемся от своих прав на Западную Белоруссию и Западную Украину и, не учиняя новой войны, предлагаем решить их судьбу в будущем путем всенародного плебисцита. Но Совет Антанты в 1923 году положения этого договора не принял во внимание и отдал территории Польше. То есть типичная ситуация, когда решает сила, а не право, что рано или поздно опять приводит к конфликту. РГ: Итак, когда Германия и СССР разделили Польшу, то мы фактически взяли ту часть территории... Жуков: Еще раз: мы не делили Польшу. Здесь главное — помнить, что немцы напали на Польшу 1 сентября, а 17 сентября польское правительство бежало в Румынию, бросив на произвол судьбы и армию, и страну, и народ. Поэтому Польша фактически перестала существовать как политический организм. Тут уж, конечно, надо было немедленно выправить историческую несправедливость и восстановить границу по линии Керзона. РГ: Так какой был смысл все это засекречивать в дополнительном протоколе к «пакту Риббентропа-Молотова»? Жуков: Думаю, только один: не осложнять отношения с Польшей, которые в те времена были далеко не лучшими. При этом у Гитлера, конечно, были свои далеко идущие расчеты. Ведь передвижение границ дало ему возможность со временем сконцентрировать войска буквально у нас под боком и осуществить внезапное нападение на СССР. Досье «РГ» Теперь сверим второй пункт этого протокола с реальностью тех дней. Советские войска дошли строго до указанной линии — рек Нарева, Вислы и Сана. Если где-то зарвались, то потом отошли — так же, как и немецкие войска. Что же это за линия, почему она была выбрана? Просто так? Конечно, нет. Версальский договор, подписанный Польшей 28 июня 1919 года, гласил, что ее восточные границы будут «определены в дальнейшем» (ст. 87). Но к концу 1919 года ситуация на советско-польской границе резко обострилась, и 8 декабря Верховный совет Антанты предложил провести линию раздела с учетом этнических границ расселения поляков, белорусов и украинцев. Польская сторона проигнорировала предложение Антанты. Стремясь восстановить Польшу в границах 1772 года (до ее первого раздела), поляки в апреле 1920 года захватили Киев. В июле, когда перешедшая в контрнаступление Красная армия угрожала Варшаве, английский министр иностранных дел лорд Керзон вручил советскому правительству ноту с предложением заключить перемирие с Польшей и отвести войска по обе стороны от линии, временно установленной на Мирной конференции в качестве восточной границы Польши. Но большевики организовали массовые митинги с лозунгами: «Не боимся буржуазного звона — ответим на ноту Керзона!» Когда поход на Варшаву провалился, о «линии Керзона» вспоминали уже с тоской: по Рижскому миру 1921 года полякам достались Западная Белоруссия и Западная Украина. Таким образом, в «пакте Молотова — Риббентропа» предусматривалось восстановление «линии Керзона». С небольшими изменениями ее признали в качестве границы между Польшей и СССР все участники антигитлеровской коалиции в Ялте в феврале 1945 года. А выражение «наш ответ Керзону» прочно вошло в русский язык.Теги: Пакт Молотова - Риббентропа , Публикации в СМИ (журналы, газеты)