1854 год. 17 октября (5 октября ст.ст.) началась бомбардировка Севастополя английскими и французскими батареями. В первый же день бомбардировки погибает командующий обороной Севастополя В.А.Корнилов. Несмотря на огромное количество выпущенных снарядов, действия союзников против русских укреплений не увенчались успехом.

Айвазовский И.К. 1859 год. Осада Севастополя. Феодосийская картинная галерея им. И.К.Айвазовского

«Поздно вечером 4(16) октября Корнилов, выслушав доклад капитан-лейтенанта Попова, возложил на него ряд обязанностей по снабжению бастионов снарядами. Прощаясь с ним, адмирал сказал: «Завтра будет жаркий день, англичане употребят все средства, чтобы произвести полный эффект, я опасаюсь за большую потерю от непривычки, впрочем, наши молодцы скоро устроятся: без урока же сделать ничего нельзя, а жаль, многие из нас завтра слягут». Попов напомнил Корнилову приказание Николая, чтобы он берег себя. «Не время теперь думать о безопасности; если завтра меня где-нибудь не увидят, то что обо мне подумают?». Корнилов хорошо знал, какое впечатление произвели на войска его недавние слова. Гарнизон помнил его появление перед войсками 15 сентября, которое нам так живо описывают свидетели: «Явился генерал-адъютант Корнилов, и все с благоговейным любопытством смотрели на любимца Лазарева, создавшего Черноморский флот. Настала мертвая тишина, когда раздался голос Корнилова: „Товарищи!.. на нас лежит честь защиты Севастополя, защиты родного нам флота! Будем драться до последнего! Отступать нам некуда, сзади нас море. Всем начальникам частей я запрещаю бить отбой, барабанщики должны забыть этот бой! Если кто из начальников прикажет бить отбой, заколите, братцы, такого начальника, заколите и барабанщика, который осмелится бить позорный отбой! Товарищи, если бы я приказал ударить отбой, не слушайте, и тот из вас будет подлец, кто не убьет меня!..« Порывом восторга отвечали моряки на речь начальника, и стоило взглянуть на эти лица, чтобы убедиться, что меж ними не было малодушных», — говорит очевидец.

Когда в половине седьмого утра 5(17) октября 1854 г. раздался грохот с французских батарей, то под первый огонь попал именно этот четвертый бастион, которому суждено было получить такую великую славу в дальнейшем. Корнилов сейчас же, во всю прыть своего коня, помчался туда, свита еле поспевала за ним. «Когда мы взошли на банкет левого фаса бастиона, канонада была уже в полном разгаре, — пишет стоявший рядом с Корниловым на насыпи бастиона капитан Жандр, — воздух сгустился, сквозь дым солнце казалось бледным месяцем, и Севастополь был опоясан двумя огненными линиями: одну составляли наши укрепления, другая посылала нам смерть. На четвертом бастионе французские ядра и бомбы встречались с английскими». (…)

Карта обороны Севастополя 1854-1855 гг.

Когда в 12-м часу дня погиб Корнилов, сражение было в полном разгаре.

Корнилов эти короткие, последние часы остававшейся жизни мог с удовлетворением констатировать, что его труды и труды Нахимова, Тотлебена и Истомина и руководимой ими солдатской и матросской массы даром не пропали.

В самом деле, уже до полудня союзные главнокомандующие могли удостовериться, что они очень серьезно просчитались и что Севастополь этой бомбардировкой одолеть ни в коем случае не удастся. Неожиданность за неожиданностью поражала осаждающих. Откуда-то выросшие за три-четыре недели укрепления, дальнобойные орудия, меткая стрельба, доходящая до дерзости смелость гарнизона — все это обнаружилось явственно к вечеру, но уже и утром особенно радостных впечатлений ни у Канробера, ни у лорда Раглана не было.

Уже в 8½ часов французские батареи на правом фланге союзников были сильно подавлены русским огнем. Когда в 8 часов 40 минут взлетел на воздух французский пороховой склад, с русской батареи раздалось «ура» и русские принялись (говорит корреспондент «Таймса») стрелять с такой силой, что «заставили совершенно замолчать французский огонь, так что французы могли делать выстрелы только время от времени, через значительные промежутки, а в 10 часов почти совсем замолкли на этой стороне». В 11 часов огонь ослабел, но вскоре возобновился с необычайной силой. В 12 часов 45 минут в дело вступил французский флот.

«Картина была поразительна. Русские сильно отвечали на нападения с суши и с моря». В 1 час 25 минут взорвало другой пороховой склад у французов, а в четвертом часу такая же участь постигла и английский пороховой склад. С 4 до 5½ часов дня усилилась бомбардировка и со стороны английского флота. Но русские отвечали, ничуть не ослабляя огня и с прежней меткостью.

Когда смерклось, союзники прекратили канонаду. Русские смолкли лишь после союзников.

За время бомбардировки русским огнем были взорваны два пороховых склада у французов и один у англичан. По признанию даже французских подцензурных газет, от убийственного огня русских батарей пострадало пять французских линейных кораблей и фрегатов, у англичан — два серьезно и третий — легко (все-таки он загорелся, но огонь был быстро потушен). Значительный вред, испытанный французским флотом 5(17) октября, французы приписывали тому, что «английские корабли поздно явились на поле боя», и кстати вспоминали, что «англичане выказали такую же медлительность во время высадки на берега Крыма и в деле при Альме».

После бомбардировки 5(17) октября французские офицеры писали, что «русские далеко превзошли то понятие, которое о них было составлено. Их огонь был убийствен и меток, их пушки бьют на большое расстояние, и если русские принуждены были на минуту прекратить огонь под градом метательных снарядов, осыпавших их амбразуры, то они тотчас же возвращались опять на свои места и возобновляли бой с удвоенным жаром. Неутомимость и упорное сопротивление русских доказали, что восторжествовать над ними не так легко, как предсказывали нам некоторые газетчики». Нечего и говорить, что эти строки могли появиться в свет не во французской, а в бельгийской прессе.

Русский огонь ничуть не уступал неприятельскому. Еще часа за два до гибели Корнилова русская бомба попала в пороховой склад и в запас снарядов французской батареи. Страшный взрыв разметал людей и орудия и временно внес полное смятение в ряды атакующих. Мечты о том, чтобы закончить этот день штурмом, пришлось оставить. Корабли французского и английского флотов, громившие Севастополь в этот день с моря, получали от русского ответного огня довольно тяжкие повреждения и потеряли убитыми и ранеными несколько сот человек. Около английских кораблей «Альбион» и «Аретуза» русские ядра перебили все буксировавшие их пароходы — и как раз тогда, когда русские направили на них интенсивный огонь. «Альбион» трижды загорался и уже начал тонуть, когда его вывели из огня. Его пришлось отправить в Константинополь, так же как и «Аретузу». Были и еще потери. Пострадал и французский флот. Русская бомба ударила в каюту командира фрегата «Виль де Пари», перебила свиту Гамлэна, фрегат получил еще несколько попаданий и в полуразрушенном виде отошел к концу боя от города. Пострадали довольно тяжко и некоторые другие суда.

«Нужно согласиться, — пишет очень патриотически настроенный французский автор Блерзи, — что Тотлебен, по врожденному ли таланту или вследствие знания местности, показал себя более искусным инженером, чем его противники, и что он расположил свои батареи так, что они причиняли союзникам больше ущерба, чем батареи союзников — защитникам города».

Вот непосредственно записанные впечатления участника боя севастопольца Славони об этом дне: «В час пополудни подвинулся к укреплениям и неприятельский флот и открыл по ним страшную пальбу. Закипел бой ужасный: застонала земля, задрожали окрестные горы, заклокотало море; вообразите только, что из тысячи орудий с неприятельских кораблей, пароходов и с сухопутных батарей, а в то же время и с наших батарей разразился адский огонь. Неприятельские корабли и пароходы стреляли в наши батареи залпами; бомбы, каленые ядра, картечи, брандскугели и конгревовы ракеты сыпались градом; треск и взрывы были повсеместны; все это сливалось в страшный и дикий гул; нельзя было различить выстрелов, было слышно одно только дикое и ужасающее клокотание; земля, казалось, шаталась под тяжестью сражающихся. И я видел это неимоверно жестокое сражение; ничего подобного в жизнь свою я и не думал видеть, ни о чем подобном не слыхал, и едва ли когда-нибудь читывал. И этот свирепый бой не умолкал ни на минуту, продолжался ровно 12 часов и прекратился тогда лишь, когда совершенно смерклось. Мужество наших артиллеристов было невыразимо. Они, видимо, не дорожили жизнью».

«Таймс» посвятил довольно пессимистическую статью этой первой бомбардировке. Русские необычайно быстро и успешно исправляют все повреждения, наносимые их веркам; отстреливаются очень хорошо; из поврежденных союзниками фортов русские почему-то «стреляют сильнее, чем когда-либо. Севастополь гораздо более сильная крепость, чем думали. Запас орудий кажется неистощим». Севастопольские укрепления огромны, и совсем уж необычайно, что «калибр русских орудий по крайней мере равен калибру наших». Снарядов в Севастополе сколько угодно, «сотни пушек продолжают извергать ядра без перерыва, без замедления. Сила их гарнизона не менее удивительна».

Участник бомбардировки 5(17) октября и летописец Крымской войны барон де Базанкур при всем своем казенном французском оптимизме подводит такой итог военным результатам бомбардировки:

«День 17 октября вследствие ряда непредвиденных событий не оправдал надежд, которые на него возлагались. Устремившись в неведомое, торопились помешать прогрессирующему развитию обороны. Этот день разрушил много иллюзий... Этот день 17-го числа показал, что мы имели дело с неприятелем решительным, умным и что не без серьезной, убийственной борьбы, достойной нашего оружия, Франция и Англия водрузят свои соединенные знамена на стенах Севастополя».

Союзники, которые до первой бомбардировки имели в виду продолжать ее в течение нескольких дней и этим принудить город к сдаче или во всяком случае подготовить штурм, после 5(17) октября должны были отказаться от своего намерения.

Вот что помешало: «18 октября, 5 часов пополудни. Огонь открылся сегодня поутру вскоре после рассвета. Французы были еще не в состоянии помогать нам. Их крайняя левая сторона до сих пор хранит молчание. Они не будут готовы ранее 19 или 20-го: такой сильный вред нанес им русский огонь. В продолжение ночи русские исправили повреждения и втащили новые пушки... В настоящую минуту (3 часа пополудни 6(18) октября. — Е. Т. ) русские теснят нас сильно, возвращая три выстрела на наши два»

Цитируется по: Тарле Е. В. Крымская война: в 2-х т. Т.2. М.-Л.: 1941-1944. с.145-153

История в лицах

И.М.Дебу:

Дым от страшной канонады до такой степени был густ, что батальоны не были видны, пока к ним не подъезжали вплотную. Огонь усиливался с каждой четвертью часа все больше и больше. Корнилову, объезжавшему батареи, доложили, что на третьем номере уже в третий раз меняют перебитую в полном составе артиллерийскую прислугу. Он поспешил на редут номер третий. В его свите был Тотлебен. «Ребята, — обратился Корнилов к солдатам, — товарищи ваши заставили замолчать французскую батарею, постарайтесь сделать то же». Тотлебен вышел вперед и поднялся на бруствер, осыпаемый градом французских ядер. Он заметил неправильность в прицеле и приказал прекратить на минуту стрельбу. «Не надо торопиться, стреляйте реже, но чтобы всякий выстрел был действителен», — сказал он артиллеристам

Цитируется по: Архив ЛОИИ, ф. 48. Письма И. М. Дебу, № 8, 2 ноября 1854 г

Мир в это время

17 февраля 1854 года Великобритания и поселения буров в Южной Африке заключают договор, который закрепил независимость государства буров - Оранжевой республики.

Карта Южной Африки 1885 года

«Территория нынешней Оранжевой республики была первоначально заселена бушменами, бечуанами, гриками и др. племенами, находившимися в состоянии постоянной взаимной войны. Европейские поселения возникли здесь впервые в 1824 г., когда буры, недовольные английским владычеством и привлекаемые хорошими пастбищами для стад, стали перекочевывать из Капской колонии и, позднее, из Наталя на берега р. Оранжевой, потом далее вглубь материка; особенно значительной сделалась эмиграция со времени окончательного присоединения (1843) Наталя к Капской колонии. В 1842 г. буры провозгласили свои поселения самостоятельной республикой. Недовольные этим англичане воспользовались столкновениями новой республики с туземными племенами, именно с находившимися в союзе с Англией гриками, как предлогом для войны. В 1845 г. губернатор Капской колонии, Майтланд, вступил с войском в пределы Оранжевой республики, разбил буров и пытался установить английское управление; но буры не захотели подчиниться и начали долгую и кровопролитную войну, с переменным успехом. Утомленные продолжительностью борьбы из-за страны, не обещавшей особенных выгод, англичане в 1854 г. предложили мирный договор, который и был принят бурами; договор этот признавал самостоятельность республики Оранжевой реки. В 1871 г., как только были открыты первые алмазные копи в Оранжевой республике, англичане отняли у нее небольшую территорию на западе (на которой в следующем году был основан гор. Кимберли) и присоединили ее к западному Грикаланду. Впрочем, ввиду сильного возбуждения буров, они нашли нужным выдать Оранжевой республике вознаграждение в размере 100000 фунтов стерлингов. Дальнейшие открытия алмазных россыпей повели к усилению эмиграции в Оранжевую республику (преимущественно голландской, английской и немецкой) и развитию ее торговли. В 1889 г. Оранжевая республика заключила таможенный союз с Капской колонией. С 1890 г, началась постройка железных дорог, связавших республику с Капской колонией, Наталем и Трансваалем; их протяженность — 760 км. (1895). Попытка англичан завладеть Трансваалем (1895) вызвала в Оранжевой республике живейшие опасения за свою независимость и привела к заключению союза между двумя соседними голландскими республиками; имеющего, по-видимому, тенденцию сделаться более тесным и привести к политическому слиянию.

На основании конституции 1854 г., пересмотренной в 1866 и 1879 гг., Оранжевая республика представляет государство, в котором политические права основаны на принадлежности к господствующей (белой) расе и на имущественном цензе (земельное имущество в 150 фунтов, или арендование земельного участка с уплатой не менее 30 фунтов ежегодно, или движимое имущество, стоящее не менее 300 фунтов). Для права быть избранным требуется недвижимая собственность в 500 фунтов стерлингов и 25-летний возраст. Исполнительная власть принадлежит президенту республики, избираемому голосованием всех имеющих политические права и обязанному отчетом перед законодательным собранием, Volksraad'ом. При президенте состоит исполнительный совет из 5 членов; одним из них является мэр столицы, другим — государственный секретарь, а 3 члена назначаются Volksraad'ом. Volksraad состоит из 58 членов, избираемых на 4 года; он возобновляется наполовину каждые 2 года. — Государственной религией признается реформатская, но все исповедания пользуются терпимостью; свобода печати гарантирована конституцией. Постоянной армии нет, вместо нее существует милиция; каждый гражданин, в возрасте от 16 до 60 лет, по требованию правительства обязан явкою на службу, с оружием и известным запасом провианта. Офицеры и даже главнокомандующий (последний — только на время войны) избираются солдатами; таким же голосованием главнокомандующий может быть лишен своего звания во время войны».

Цитируется по: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Спб: Издательское общество Ф. А. Брокгауз — И. А. Ефрон. 1890-1907 гг.

	Календарь
В этот день 1713 год. 17 октября (6 октября ст.ст.)русская армия разбила шведов в битве на реке Пелкина 1713 год. 17 октября (6 октября ст.ст.) 1713 год. 17 октября (6 октября ст.ст.)	17 октября Ф.Рубо. 1904 год. фрагмент панорамы «Оборона Севастополя» 1854 год. 17 октября (5 октября ст.ст.) началась бомбардировка Севастополя английскими и французскими батареями. В первый же день бомбардировки погибает командующий обороной Севастополя В.А.Корнилов. Несмотря на огромное количество выпущенных снарядов, действия союзников против русских укреплений не увенчались успехом. Айвазовский И.К. 1859 год. Осада Севастополя. Феодосийская картинная галерея им. И.К.Айвазовского «Поздно вечером 4(16) октября Корнилов, выслушав доклад капитан-лейтенанта Попова, возложил на него ряд обязанностей по снабжению бастионов снарядами. Прощаясь с ним, адмирал сказал: «Завтра будет жаркий день, англичане употребят все средства, чтобы произвести полный эффект, я опасаюсь за большую потерю от непривычки, впрочем, наши молодцы скоро устроятся: без урока же сделать ничего нельзя, а жаль, многие из нас завтра слягут». Попов напомнил Корнилову приказание Николая, чтобы он берег себя. «Не время теперь думать о безопасности; если завтра меня где-нибудь не увидят, то что обо мне подумают?». Корнилов хорошо знал, какое впечатление произвели на войска его недавние слова. Гарнизон помнил его появление перед войсками 15 сентября, которое нам так живо описывают свидетели: «Явился генерал-адъютант Корнилов, и все с благоговейным любопытством смотрели на любимца Лазарева, создавшего Черноморский флот. Настала мертвая тишина, когда раздался голос Корнилова: „Товарищи!.. на нас лежит честь защиты Севастополя, защиты родного нам флота! Будем драться до последнего! Отступать нам некуда, сзади нас море. Всем начальникам частей я запрещаю бить отбой, барабанщики должны забыть этот бой! Если кто из начальников прикажет бить отбой, заколите, братцы, такого начальника, заколите и барабанщика, который осмелится бить позорный отбой! Товарищи, если бы я приказал ударить отбой, не слушайте, и тот из вас будет подлец, кто не убьет меня!..« Порывом восторга отвечали моряки на речь начальника, и стоило взглянуть на эти лица, чтобы убедиться, что меж ними не было малодушных», — говорит очевидец. Когда в половине седьмого утра 5(17) октября 1854 г. раздался грохот с французских батарей, то под первый огонь попал именно этот четвертый бастион, которому суждено было получить такую великую славу в дальнейшем. Корнилов сейчас же, во всю прыть своего коня, помчался туда, свита еле поспевала за ним. «Когда мы взошли на банкет левого фаса бастиона, канонада была уже в полном разгаре, — пишет стоявший рядом с Корниловым на насыпи бастиона капитан Жандр, — воздух сгустился, сквозь дым солнце казалось бледным месяцем, и Севастополь был опоясан двумя огненными линиями: одну составляли наши укрепления, другая посылала нам смерть. На четвертом бастионе французские ядра и бомбы встречались с английскими». (…) Карта обороны Севастополя 1854-1855 гг. Когда в 12-м часу дня погиб Корнилов, сражение было в полном разгаре. Корнилов эти короткие, последние часы остававшейся жизни мог с удовлетворением констатировать, что его труды и труды Нахимова, Тотлебена и Истомина и руководимой ими солдатской и матросской массы даром не пропали. В самом деле, уже до полудня союзные главнокомандующие могли удостовериться, что они очень серьезно просчитались и что Севастополь этой бомбардировкой одолеть ни в коем случае не удастся. Неожиданность за неожиданностью поражала осаждающих. Откуда-то выросшие за три-четыре недели укрепления, дальнобойные орудия, меткая стрельба, доходящая до дерзости смелость гарнизона — все это обнаружилось явственно к вечеру, но уже и утром особенно радостных впечатлений ни у Канробера, ни у лорда Раглана не было. Уже в 8½ часов французские батареи на правом фланге союзников были сильно подавлены русским огнем. Когда в 8 часов 40 минут взлетел на воздух французский пороховой склад, с русской батареи раздалось «ура» и русские принялись (говорит корреспондент «Таймса») стрелять с такой силой, что «заставили совершенно замолчать французский огонь, так что французы могли делать выстрелы только время от времени, через значительные промежутки, а в 10 часов почти совсем замолкли на этой стороне». В 11 часов огонь ослабел, но вскоре возобновился с необычайной силой. В 12 часов 45 минут в дело вступил французский флот. «Картина была поразительна. Русские сильно отвечали на нападения с суши и с моря». В 1 час 25 минут взорвало другой пороховой склад у французов, а в четвертом часу такая же участь постигла и английский пороховой склад. С 4 до 5½ часов дня усилилась бомбардировка и со стороны английского флота. Но русские отвечали, ничуть не ослабляя огня и с прежней меткостью. Когда смерклось, союзники прекратили канонаду. Русские смолкли лишь после союзников. За время бомбардировки русским огнем были взорваны два пороховых склада у французов и один у англичан. По признанию даже французских подцензурных газет, от убийственного огня русских батарей пострадало пять французских линейных кораблей и фрегатов, у англичан — два серьезно и третий — легко (все-таки он загорелся, но огонь был быстро потушен). Значительный вред, испытанный французским флотом 5(17) октября, французы приписывали тому, что «английские корабли поздно явились на поле боя», и кстати вспоминали, что «англичане выказали такую же медлительность во время высадки на берега Крыма и в деле при Альме». После бомбардировки 5(17) октября французские офицеры писали, что «русские далеко превзошли то понятие, которое о них было составлено. Их огонь был убийствен и меток, их пушки бьют на большое расстояние, и если русские принуждены были на минуту прекратить огонь под градом метательных снарядов, осыпавших их амбразуры, то они тотчас же возвращались опять на свои места и возобновляли бой с удвоенным жаром. Неутомимость и упорное сопротивление русских доказали, что восторжествовать над ними не так легко, как предсказывали нам некоторые газетчики». Нечего и говорить, что эти строки могли появиться в свет не во французской, а в бельгийской прессе. Русский огонь ничуть не уступал неприятельскому. Еще часа за два до гибели Корнилова русская бомба попала в пороховой склад и в запас снарядов французской батареи. Страшный взрыв разметал людей и орудия и временно внес полное смятение в ряды атакующих. Мечты о том, чтобы закончить этот день штурмом, пришлось оставить. Корабли французского и английского флотов, громившие Севастополь в этот день с моря, получали от русского ответного огня довольно тяжкие повреждения и потеряли убитыми и ранеными несколько сот человек. Около английских кораблей «Альбион» и «Аретуза» русские ядра перебили все буксировавшие их пароходы — и как раз тогда, когда русские направили на них интенсивный огонь. «Альбион» трижды загорался и уже начал тонуть, когда его вывели из огня. Его пришлось отправить в Константинополь, так же как и «Аретузу». Были и еще потери. Пострадал и французский флот. Русская бомба ударила в каюту командира фрегата «Виль де Пари», перебила свиту Гамлэна, фрегат получил еще несколько попаданий и в полуразрушенном виде отошел к концу боя от города. Пострадали довольно тяжко и некоторые другие суда. «Нужно согласиться, — пишет очень патриотически настроенный французский автор Блерзи, — что Тотлебен, по врожденному ли таланту или вследствие знания местности, показал себя более искусным инженером, чем его противники, и что он расположил свои батареи так, что они причиняли союзникам больше ущерба, чем батареи союзников — защитникам города». Вот непосредственно записанные впечатления участника боя севастопольца Славони об этом дне: «В час пополудни подвинулся к укреплениям и неприятельский флот и открыл по ним страшную пальбу. Закипел бой ужасный: застонала земля, задрожали окрестные горы, заклокотало море; вообразите только, что из тысячи орудий с неприятельских кораблей, пароходов и с сухопутных батарей, а в то же время и с наших батарей разразился адский огонь. Неприятельские корабли и пароходы стреляли в наши батареи залпами; бомбы, каленые ядра, картечи, брандскугели и конгревовы ракеты сыпались градом; треск и взрывы были повсеместны; все это сливалось в страшный и дикий гул; нельзя было различить выстрелов, было слышно одно только дикое и ужасающее клокотание; земля, казалось, шаталась под тяжестью сражающихся. И я видел это неимоверно жестокое сражение; ничего подобного в жизнь свою я и не думал видеть, ни о чем подобном не слыхал, и едва ли когда-нибудь читывал. И этот свирепый бой не умолкал ни на минуту, продолжался ровно 12 часов и прекратился тогда лишь, когда совершенно смерклось. Мужество наших артиллеристов было невыразимо. Они, видимо, не дорожили жизнью». «Таймс» посвятил довольно пессимистическую статью этой первой бомбардировке. Русские необычайно быстро и успешно исправляют все повреждения, наносимые их веркам; отстреливаются очень хорошо; из поврежденных союзниками фортов русские почему-то «стреляют сильнее, чем когда-либо. Севастополь гораздо более сильная крепость, чем думали. Запас орудий кажется неистощим». Севастопольские укрепления огромны, и совсем уж необычайно, что «калибр русских орудий по крайней мере равен калибру наших». Снарядов в Севастополе сколько угодно, «сотни пушек продолжают извергать ядра без перерыва, без замедления. Сила их гарнизона не менее удивительна». Участник бомбардировки 5(17) октября и летописец Крымской войны барон де Базанкур при всем своем казенном французском оптимизме подводит такой итог военным результатам бомбардировки: «День 17 октября вследствие ряда непредвиденных событий не оправдал надежд, которые на него возлагались. Устремившись в неведомое, торопились помешать прогрессирующему развитию обороны. Этот день разрушил много иллюзий... Этот день 17-го числа показал, что мы имели дело с неприятелем решительным, умным и что не без серьезной, убийственной борьбы, достойной нашего оружия, Франция и Англия водрузят свои соединенные знамена на стенах Севастополя». Союзники, которые до первой бомбардировки имели в виду продолжать ее в течение нескольких дней и этим принудить город к сдаче или во всяком случае подготовить штурм, после 5(17) октября должны были отказаться от своего намерения. Вот что помешало: «18 октября, 5 часов пополудни. Огонь открылся сегодня поутру вскоре после рассвета. Французы были еще не в состоянии помогать нам. Их крайняя левая сторона до сих пор хранит молчание. Они не будут готовы ранее 19 или 20-го: такой сильный вред нанес им русский огонь. В продолжение ночи русские исправили повреждения и втащили новые пушки... В настоящую минуту (3 часа пополудни 6(18) октября. — Е. Т. ) русские теснят нас сильно, возвращая три выстрела на наши два» Цитируется по: Тарле Е. В. Крымская война: в 2-х т. Т.2. М.-Л.: 1941-1944. с.145-153 История в лицах И.М.Дебу: Дым от страшной канонады до такой степени был густ, что батальоны не были видны, пока к ним не подъезжали вплотную. Огонь усиливался с каждой четвертью часа все больше и больше. Корнилову, объезжавшему батареи, доложили, что на третьем номере уже в третий раз меняют перебитую в полном составе артиллерийскую прислугу. Он поспешил на редут номер третий. В его свите был Тотлебен. «Ребята, — обратился Корнилов к солдатам, — товарищи ваши заставили замолчать французскую батарею, постарайтесь сделать то же». Тотлебен вышел вперед и поднялся на бруствер, осыпаемый градом французских ядер. Он заметил неправильность в прицеле и приказал прекратить на минуту стрельбу. «Не надо торопиться, стреляйте реже, но чтобы всякий выстрел был действителен», — сказал он артиллеристам Цитируется по: Архив ЛОИИ, ф. 48. Письма И. М. Дебу, № 8, 2 ноября 1854 г Мир в это время 17 февраля 1854 года Великобритания и поселения буров в Южной Африке заключают договор, который закрепил независимость государства буров - Оранжевой республики. Карта Южной Африки 1885 года «Территория нынешней Оранжевой республики была первоначально заселена бушменами, бечуанами, гриками и др. племенами, находившимися в состоянии постоянной взаимной войны. Европейские поселения возникли здесь впервые в 1824 г., когда буры, недовольные английским владычеством и привлекаемые хорошими пастбищами для стад, стали перекочевывать из Капской колонии и, позднее, из Наталя на берега р. Оранжевой, потом далее вглубь материка; особенно значительной сделалась эмиграция со времени окончательного присоединения (1843) Наталя к Капской колонии. В 1842 г. буры провозгласили свои поселения самостоятельной республикой. Недовольные этим англичане воспользовались столкновениями новой республики с туземными племенами, именно с находившимися в союзе с Англией гриками, как предлогом для войны. В 1845 г. губернатор Капской колонии, Майтланд, вступил с войском в пределы Оранжевой республики, разбил буров и пытался установить английское управление; но буры не захотели подчиниться и начали долгую и кровопролитную войну, с переменным успехом. Утомленные продолжительностью борьбы из-за страны, не обещавшей особенных выгод, англичане в 1854 г. предложили мирный договор, который и был принят бурами; договор этот признавал самостоятельность республики Оранжевой реки. В 1871 г., как только были открыты первые алмазные копи в Оранжевой республике, англичане отняли у нее небольшую территорию на западе (на которой в следующем году был основан гор. Кимберли) и присоединили ее к западному Грикаланду. Впрочем, ввиду сильного возбуждения буров, они нашли нужным выдать Оранжевой республике вознаграждение в размере 100000 фунтов стерлингов. Дальнейшие открытия алмазных россыпей повели к усилению эмиграции в Оранжевую республику (преимущественно голландской, английской и немецкой) и развитию ее торговли. В 1889 г. Оранжевая республика заключила таможенный союз с Капской колонией. С 1890 г, началась постройка железных дорог, связавших республику с Капской колонией, Наталем и Трансваалем; их протяженность — 760 км. (1895). Попытка англичан завладеть Трансваалем (1895) вызвала в Оранжевой республике живейшие опасения за свою независимость и привела к заключению союза между двумя соседними голландскими республиками; имеющего, по-видимому, тенденцию сделаться более тесным и привести к политическому слиянию. На основании конституции 1854 г., пересмотренной в 1866 и 1879 гг., Оранжевая республика представляет государство, в котором политические права основаны на принадлежности к господствующей (белой) расе и на имущественном цензе (земельное имущество в 150 фунтов, или арендование земельного участка с уплатой не менее 30 фунтов ежегодно, или движимое имущество, стоящее не менее 300 фунтов). Для права быть избранным требуется недвижимая собственность в 500 фунтов стерлингов и 25-летний возраст. Исполнительная власть принадлежит президенту республики, избираемому голосованием всех имеющих политические права и обязанному отчетом перед законодательным собранием, Volksraad'ом. При президенте состоит исполнительный совет из 5 членов; одним из них является мэр столицы, другим — государственный секретарь, а 3 члена назначаются Volksraad'ом. Volksraad состоит из 58 членов, избираемых на 4 года; он возобновляется наполовину каждые 2 года. — Государственной религией признается реформатская, но все исповедания пользуются терпимостью; свобода печати гарантирована конституцией. Постоянной армии нет, вместо нее существует милиция; каждый гражданин, в возрасте от 16 до 60 лет, по требованию правительства обязан явкою на службу, с оружием и известным запасом провианта. Офицеры и даже главнокомандующий (последний — только на время войны) избираются солдатами; таким же голосованием главнокомандующий может быть лишен своего звания во время войны». Цитируется по: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Спб: Издательское общество Ф. А. Брокгауз — И. А. Ефрон. 1890-1907 гг. История в лицах Мир в это время	даты ← Октябрь 2009 → 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 Конвертация дат материалы О календарях Переход на Григорианский календарь Название «григорианский» календарь получил по имени папы римского - Григория XIII (1572 — 1585), по чьему указанию он был разработан и принят. КАЛЕНДАРЬ (от лат. calendarium, букв. - долговая книга, называвшаяся так потому, что в Др. Риме должники платили проценты в первый день месяца - в т. н. календы...>>>

Календарь

История в лицах

Мир в это время